Раненый город - Иван Днестрянский

Нам помогают со всех сторон. Со сжатыми губами и быстрыми, цепкими руками Али-Паша. Жестоко оскалившийся Серж. Он не знает, за что хвататься, за тела или за свою винтовку. С обеих сторон вовсю бьют гранатометы и минометы. Рассчитаться, прямо сейчас рассчитаться! Мало их убили… Недостаточно! Оставив подхваченные множеством рук тела, разворачиваюсь, бежать обратно в кварталы.

— Стой, куда! С ума сошел?!

Меня хватают. Откуда-то появляется кружка, налитая водкой. Выпиваю залпом. Не пьянит. Да, сейчас идти туда не стоит. Доработают огневики, тогда выйдем и всех добьем! Никто из сволочей обратно в ГОП не вернется! Подносят вторую кружку. Я её отталкиваю, но кто-то терпеливо держит эту кружку в руке. Это Федя. Соблазн! А, к черту! Если с первой не окосел, не возьмет и эта! Быстрые всполохи ночного боя перед глазами. Пережидая огонь, приваливаюсь спиной к стене и незаметно для себя падаю в темноту.

Прихожу в себя от новых близких разрывов. Продолжается сильная, хаотичная стрельба. Кто-то наваливается сверху, советует сидеть. Оставленные нами на нейтралке оружие и вещи уже принесли. Голова трещит, в груди опустошенность. Липкая, пахнущая кровью одежда. Подкатывает тошнота. Хочется быстрее сорвать одежду с себя…

Второе августа. Сотрудники, вызвавшиеся участвовать в «совместном наведении общественного порядка в городе Бендеры», собрались в кабинете исполняющего обязанности начальника Тираспольского ГОВД. Рядом со мной — майор Сладков, уважаемый в горотделе офицер, по поручению свыше занимавшийся вопросами набора и распределения людей по службам воссоздаваемого Бендерского ГОВД. Он же еще третьего дня просветил меня насчет тираспольских политических хитросплетений, восполнив пробелы между фактами и предположениями, роившимися в моей голове.

Уголовное дело против командира Бендерского батальона республиканской гвардии ПМР подполковника Костенко первоначально было возбуждено с формулировкой «по факту хищения имущества в особо крупных размерах». На самом деле никаких хищений, строго говоря, не было. По указаниям из Бендерского горсовета и Тирасполя, люди Костенко снимали с проходивших через Бендеры железнодорожных составов грузы и технику Западной группы советских войск, выводимой из Восточной Европы. Они тут же шли на нужды обороны города и республики. Кроме того, в бендерской городской казне денег было негусто и средства на содержание батальона порой приходилось добывать путем недружественных визитов к теневикам. А четырнадцатого марта гвардейцы Костенко приняли участие в захвате у Парканского батальона радиоэлектронной борьбы оружия и боеприпасов, необходимых для отражения начавшегося под Дубоссарами и Кошницей наступления националов. На месте акции присутствовал сам президент ПМР Смирнов, и не кто иной, как Смирнов отказал в возврате захваченного оружия командующему четырнадцатой российской армией генералу Неткачеву. То есть о самоуправстве комбата и его подчиненных не могло идти и речи. В то время Костенко с точки зрения руководства республики был еще хорош. И поэтому, хотя заявлений в правоохранительные органы на действия бендерских гвардейцев со стороны отдельных граждан и представителей военных властей Российской Федерации было достаточно, до поры до времени они ложились под сукно. Как ни раздувал эти «факты» военный комендант Тирасполя Михаил Бергман, пытавшийся любой ценой не допустить попадания оружия в руки приднестровцев, ничего не выходило и у него.

Но после того как во время первого крупного обострения обстановки вокруг Бендер в конце марта — начале апреля в Тирасполе и Бендерах разошлись во взглядах на характер дальнейшего противостояния с Молдовой и пути выхода из него, отношение к комбату изменилось. Жители правобережных Бендер гораздо больше тираспольчан боялись перспективы быть «затащенными» в Румынию. Костенко поддержал позицию той части депутатов Бендерского горисполкома и руководителей рабочего комитета, которые лучше понимали уязвимость своего города. Поэтому они настаивали на проведении реальных оборонительных мероприятий и получении твердых гарантий для Бендер в ходе переговоров между Тирасполем и Кишиневом. Их позиция была более решительной. В то же время, приученные своим правобережным положением к осторожности, они не одобряли громких «антифашистских» призывов и сдержанно отнеслись к приглашению на защиту ПМР многочисленных казачьих сотен. Обвинения в фашизме и заезжие казаки более всего раздражали правителей Молдовы. Между руководителями Бендер и Тирасполя начались трения, резко усилившиеся в связи с подписанием двенадцатого апреля протокола о мирном урегулировании обстановки вокруг Бендер. Этот протокол, подписанный согласительными комиссиями Кишинева и Тирасполя, не учитывал интересы города Бендеры. Согласно ему город должен был убрать с окраин посты гвардейцев и рабочих ополченцев, отвести своих защитников в казармы и принять меры к их разоружению. В то же время силы националистической Молдовы на подступах к городу продолжали бесконтрольно усиливаться, а подразделения российской армии в разделительную полосу между конфликтующими сторонами, как того просили в Бендерах ради гарантии безопасности, не вводились. Фактически от апрельского протокола изрядно попахивало подставой. И личный состав Бендерского батальона обратился к населению города и всей Приднестровской Республики с открытым обращением, в котором прямо говорилось, что Бендеры в большой опасности, а подписание согласительного протокола без участия бендерчан было названо актом безответственности и предательства.

Вот тут-то в прежде беззубом уголовном деле возникли претензии к конкретным, неугодным тираспольским руководителям лицам. Принявшего «не ту сторону» комбата решили наказать, и то, что раньше считалось хорошим и полезным, объявили самоуправным и плохим.

В условиях, когда во всем Приднестровье продолжало действовать старое законодательство Молдавской СССР, а реальная жизнь давно шла по неписаным законам военного противостояния, поводов для преследования Костенко долго искать было не нужно. На улицах Бендер возникали перестрелки, в которых, естественно, участвовали бойцы батальона и были пострадавшие. На этих улицах похищали людей и почти обычным делом стал захват заложников (желательно из офицеров противной стороны) для их обмена на похищенных. Когда первого апреля на окраину Бендер ворвался полицейский бронетранспортер, расстрелявший пост милиции и заводской автобус с людьми, Костенко ответил врагу ударами по колонне опоновцев, собиравшихся занять пригородное село Гыска и отряду молдавских волонтеров в селе Варница. Возмездие свершилось.

Все эти действия с точки зрения отставшего от жизни закона можно было назвать самоуправством, разбоем и даже убийством. С апреля по июнь дело всячески раздували, возникли претензии к другим офицерам и бойцам батальона, искали новые поводы обвинить бендерскую гвардию. Приднестровская милиция не проявила интереса к «делу Костенко», и тогда им с возрастающей активностью занялись Приднестровская прокуратура и находящееся в процессе создания министерство государственной безопасности ПМР. Последнее, кстати сказать, формировалось с помощью контрразведки 14-й армии, «с пеленок» переняв неприязнь к бендерскому комбату, которую испытывал генерал Неткачев.