Нефертити - Мишель Моран

— Надо сказать ей до нашего отъезда в Фивы. Она захочет устроить так, чтобы быть с тобой.

— Если только сестра не потребует, чтобы я рожала здесь, — сказала я. Это было бы вполне в духе Нефертити, и Нахтмин озабоченно посмотрел на меня. — Конечно же, я откажусь. Но нам придется побыть тут еще несколько месяцев, чтобы было время успокоить Нефертити, особенно если впоследствии окажется, что у меня сын.

— А что, все должно быть устроено так, чтобы Нефертити не беспокоилась? — спросил он.

Я посмотрела на пруд, на голодную рыбу и ответила правду — так, как оно всегда было заведено в нашей семье:

— Да.

Когда я отправилась сообщать эту новость матери, Нахтмин пошел вместе со мной. Мать сидела вместе с отцом в Пер-Меджате и грелась у жаровни, пока он сочинял царям иных народов послание о том, что фараону Египта было ниспослано еще два ребенка.

Стражники отворили тяжелые двери, и едва лишь мать увидела лицо Нахтмина, как сразу же все поняла.

— Эйе, — предостерегающе произнесла она и поднялась со своего места.

Отец встревоженно опустил тростниковое перо.

— Что? Что такое?

— Я знала! — Мать захлопала в ладоши и кинулась обниматься. — Я знала, что это случится!

Нахтмин улыбнулся отцу:

— В этой семье тоже ждут наследника.

Отец посмотрел на меня.

— Ты беременна?

— На третьем месяце.

Отец рассмеялся — это случалось до чрезвычайности редко, — встал и тоже подошел обнять меня.

— Моя младшая дочь, — сказал он, взяв мое лицо в ладони. — Собирается стать матерью. Я стану дедушкой в седьмой раз!

Несколько драгоценных мгновений я была дочерью, совершившей нечто стоящее. Я собиралась родить ребенка. Кровь от нашей крови, плоть от плоти, наша частичка, что будет существовать до тех пор, пока не иссякнут пески. Мы стояли и смеялись, но тут распахнулась дверь и вошла Меритатон. И уставилась на нас.

— Что случилось?

— У тебя будет двоюродный брат или сестра, — сказала я ей, и девочка не по годам рассудительно поинтересовалась:

— Ты беременна?

Я просияла:

— Да, Меритатон.

— А разве ты не слишком старая?

Все расхохотались. Меритатон покраснела.

Моя мать мягко пожурила девочку:

— Мутноджмет всего двадцать лет. А твоей матери двадцать два.

— Но у нее же это пятая беременность! — сообщила Меритатон таким тоном, будто мы, по глупости своей, этого не понимали.

— У некоторых людей дети рождаются позже, чем у Других.

— Это потому, что Нахтмин уезжал? — спросила она у нас.

В Зале книг воцарилось неловкое молчание.

— Да, — в конце концов произнес мой отец. — Это потому, что Нахтмин уезжал.

Меритатон поняла, что сказала что-то такое, чего говорить не следовало, и подошла обнять меня.

— Двадцать — это еще не так много, — серьезно произнесла она, даруя мне свое дозволение. — Ты собираешься сейчас сказать об этом маме?

Я тяжело вздохнула:

— Да, думаю, я скажу ей сейчас.

Нефертити еще не покинула родильный павильон. Я готова была встретиться с гневом, рыданиями или драмой. Ведь ребенок отнимет меня у нее. Но я не была готова к тому, что Нефертити обрадуется.

— Теперь ты останешься в Амарне! — радостно воскликнула она.

Но это была расчетливая радость. Придворные дамы, сидевшие в родильном павильоне, уставились на меня с интересом. Они могли слышать наш разговор, невзирая на негромкую песню лиры.

— Нефертити, — отрезала я, — я поеду рожать домой.

Сестра повернулась ко мне, напустив на себя вид человека, глубоко уязвленного изменой, — чтобы выставить мое поведение неблагоразумным.

— Твой дом здесь!

Я пристально взглянула на нее.

— Ты что, думаешь, если у меня родится сын, для него будет безопасно находиться в Амарне?

Нефертити уселась в постели.

— Конечно! Если это вообще сын.

— Я останусь еще на два месяца, — пообещала я.

— А потом что? Ты уедешь и увезешь мать с собой?

— Не переживай, мать тебя одну не оставит! — огрызнулась я. — Даже ради того, чтобы увидеть рождение моего первенца!

Нефертити рассмеялась; правда, высказанная в присутствии стольких женщин, привела ее в замешательство.

— Мутни! Я же вовсе не об этом говорю! — Она подвинулась, давая мне место среди подушек, что казались рядом с ее хрупкой фигурой огромными и тяжелыми. — Иди сядь сюда.

«Она хочет подлизаться ко мне», — подумала я.

— Ты уже знаешь, что завтра будет празднество? — спросила Нефертити. — На три дня. А Тутмос сделает новый семейный портрет для храма. Чтобы Панахеси не забывал.

Панахеси придется терпеть эту картину всякий раз, как он будет проходить мимо алтаря Атона. Нефертити в короне с изображением змеи. Нефертити и шесть ее красивых детей.

Нефертити понизила голос.

— Панахеси думает, что, раз я родила сейчас двух дочерей, у меня уже никогда не будет сына. Он думает, что корона Египта перейдет к Небнеферу. Но я этого не допущу! — поклялась она.

Я огляделась, не слышат ли нас кто.

— Как?

— Не знаю, — призналась Нефертити. — Но я что-нибудь придумаю.

На третий день празднества Нефертити, вне себя от гнева, грохнула дверью своих покоев. Прежде чем я смогла ее успокоить, она швырнула свою щетку для волос об стену, и фаянсовые плитки разлетелись вдребезги.

— Я родила ему двух дочерей, а он отправился к Кийе?!

Отец велел служанке убрать осколки и резким тоном добавил:

— Подмети, а потом уходи и закрой за собой дверь.

Мы подождали, пока девушка сделает, как было велено, а Нефертити тем временем кипела от злости. Когда служанка ушла, отец встал.

— Держи себя в руках! — потребовал он.

— Я только что родила двух детей сразу, и этого недостаточно?!

— Ты родила ему шестерых девочек.

— Мы должны снова…

— Нет! — отрезал отец. — Теперь это слишком опасно.

— Сейчас это может сделать Мутни!

Отец смерил Нефертити тяжелым взглядом:

— Ты не будешь втягивать в это сестру.

Я попыталась убедить себя, что их разговор не имеет никакого отношения к той истории, когда Кийя потеряла своего второго ребенка.