Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский

Акробаты сменяли певцов, борцы — жонглёров и глотателей огня. Музыка не стихала ни на минуту. Разговоры, и взрывы смеха, шум. Появился распорядитель, объявил танцы. Многие стали искать себе пару. А он так и не взглянул ни на одну из юных дам. И вскоре ушёл к себе в гостиницу.

И завершением этого приятного дня стало то, что в гостинице его встретил человек и с поклоном спросил:

— Вы ли будете рыцарем божьим, коего зовут Иероним Фолькоф?

— Я. Что вы хотели?

— Велено мне передать вам, — незнакомец протянул ему тяжёлую сумку и сказал. — От честного человека — честному человеку.

Волков заглянул в неё. Сумка была полна серебра. Кавалер ответил:

— Передайте честному человеку, что мне приятны люди, что держат слово.

На том они и раскланялись.

Он поднялся к себе, лёг спать и уснул сразу.

А монахи и мирские судьи вместе с палачами времени зря не тратили, дело у них спорилось. Пока большие люди решали, как будут делить имущество ведьм и воров городских. Они дыбой, кнутами, калёным железом, а где и словом добрым уговорили, почти всех ведьм, раскаяться. И не только ведьм, но и мужененавистниц, воров и разбойников. А на тех, что не желали каяться, давали показания те, что уже раскаялись. И от их признаний уже ничего не зависело.

И всего упрямствующих осталось две. Монашка Клара, жестокая и сумасшедшая, так сломлена и не была, а на все призыва покаяться только плевала в святых отцов и говорила, что Матерь Божья каяться ей не велит. Ей вырвали ногти на всех пальцах, на дыбе выломали руки в суставах, кнутом распороли всю кожу на спине, кости в ногах переломали ей чулками из сыромятной кожи, а каждое ребро ей прижгли дважды раскалённым железом, но ничего не смогло её сломить. Разбойники на неё говорили, что она сама пытала жён на глазах мужей, чтобы те принесли ей денег. И убивал женщин, если денег было мало. И при том молилась за спасение душ убитых женщин вместе с рыдающими мужьями. А потом требовала и мужей убить. Убить жестоко. А тела, как водилось, таскали в реку Марту.

В городе едва ли кого боялись больше, чем безумную Монашку Клару. Один старый разбойник, что был с ней смолоду, на дыбе сказал, что она извела четыре, а то и пять дюжин людей. И бабы и дети среди них были. Но Клара так ни в чём и не призналась. Как железом её жгли — орала так, что в глазах у неё сосуды лопались. А как только боль утихала, снова бесилась, плевалась, снова Матерь Божью в свидетели брала, что не совершала греха никакого.

А ещё ни в чём не созналась сама старая Кримхильда. Никакие палачи её взять не могли, даже самые искусные. Только кряхтела старуха, да выла изредка, и никто из бабёнок, что были с ней в приюте, про неё ничего сказать не смогли. Только то, что святая она, твердили. А в чём святость её и сами не знали. Говорили: «Нам так благочестивая Ахен сказывала».

Святые отцы и не знали, что со старухой им делать, написали письмо настоятельнице Ордена святой Евгении благочестивой Тильде с вопросом, кем им считать старуху, что содержала приют, праведной или неправедной. И получили ответ удивительный:

Отец Николас чесал голову, читая ответ вслух, а потом с удивлением смотрел на отцов Марка и Иоганна. И говорил:

— Экую крысиную нору разворошил наш рыцарь божий!

— Истинно, истинно, — соглашались с ним святые отцы. — Адская нора. Сатанинское место. Ничего святого.

И постановили они после, что старуха Кримхильда есть главная среди местных ведьм. Но на всякий случай решили узнать мнение кавалера. И Волков, вспомнив видения свои, не сомневаясь ни мгновения сказал:

— Ведьма она презлая. Едва до смерти меня не довела.

После того сели отцы писать приговор. Более сомнений у них ни в чём не было.

Волков думал, что зря выкинул деньги, наняв сто двадцать солдат офицеров Бертье и Ронэ. Хоть те деньги были не его, а из отобранных у него сундуков, всё равно жалел, думая, что лучше бы себе серебро оставил.

Но как только городской суд огласил дату казней, и её утвердил Трибунал Инквизиции, так кавалер сразу понял, что людей у него очень мало. Ведь суд и Трибунал возложили на него заботу о порядке в городе. И задание это оказалось нелёгким, хотя ему в подчинение передали и городскую стражу. Комендант Альбрехт имел представление о порядке в городе, и Волков очень на него рассчитывал.

За два дня до назначенного срока в город начали съезжаться люди со всех окрестных сёл и деревень. И приплывали из-за реки целыми баржами. Даже в баснословно дорогой гостинице «Георг Четвёртый» все места были заняты. Вечером кавалер проходил через обеденную залу, так там не было ни одного свободного стола. Вся окрестная знать тоже съехалась поглядеть на ведьм.

На площади перед ратушей стучали и стучали молотки до самой ночи, возводился эшафоты, телеги везли доски и брус. Народ уже приходил поглазеть. А напротив эшафотов для важных людей ставилась ложа в три ряда. И в первом ряду были не лавки, в первый ряд привезли мягкие дорогие кресла. Волков на ночь поставил там охрану. Мало ли.

А за день до казни и вовсе началось столпотворение. Работы в городе прекратились, словно ярмарка пришла или праздник начался. Телегам по городу проехать было не возможно. На улицах не протолкнуться было. Булочники и пирожники выставляли лотки прямо на улицу, просили за свой товар двойную цену. Но и жирные булки на сливочном масле, и пироги быстро расходились.

Колбасы, сыры — всё торговалось, даже вопреки законам города, прямо на мостовых. И стража торговцев не гоняла. Праздник.

Но больше всего доставляли проблем пивовары, и местные, и приезжие, что приезжали на больших тяжёлых возах, заставленных бочками, и прямо с возов торговавшие пивом. Вокруг них собирались толпы, и пили пиво тут же, кто из чего мог. Волков думал было разогнать пивоваров, но комендант Альбрехт посоветовал ему не делать этого:

— Пусть тут пьют, иначе в переулки пить пойдут, и тогда там всё просто остановится. И драки начнутся.

Пили приезжие деревенские мужики и городские тоже, бабы, и даже дети. На улицах резко запахло мочой, нечистотами. И не мудрено, столько тут народу приехало. Ночью пред казнью люди жгли костры, спали прямо на улице, в телегах да на земле, на соломе, чтобы поутру быть на лучших местах.

А Волкову в эту ночь и вовсе поспать не удалось. Всех арестованных и осуждённых, а их было полторы сотни человек, нужно было накормить, всем дать причаститься, рассортировать. Он ездил туда-сюда между баржой и тюрьмой. Многие отказывались есть, а были и такие, что кидались на попов драться.