Голоса Памано - Жауме Кабре

Никаких комиссионных. И семьдесят процентов ей. В этот день, тридцатого марта тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, накануне своего сорокалетия, Элизенда Вилабру отчетливо осознала, что нашла свой стиль, тон и способ ведения дел и успешного продвижения по жизни, ради которого она была готова на все. С осмотрительностью умелого охотника она выждала несколько месяцев на тот случай, если вдруг этот таинственный заяц Даудер вдруг выскочит из кустов. Убедившись, что царит тишь да гладь, она занялась улаживанием дел с Тука-Негрой.

– Плачу наличными, – сказала она.

Для Игнази из дома Параче проблема состояла в том, что если сеньора Вилабру покупает его собственность не торгуясь, то наверняка она чует выгоду, которая ускользает от него, и это его здорово злило. Поэтому он продавал свою часть Туки с явной подозрительностью и весьма неохотно. Трое других владельцев тоже недоверчиво отнеслись к сделке, но денежки положили себе в кошелек с удовольствием. Оставался пятый собственник, Рафел Агульяна, родственник Буресов, Бурот, как его все звали, который уже много лет проживал в Лериде.

– Нет.

– Я тебе хорошо заплачу.

– Что ты там собираешься делать? Эта гора ни на что не годится. – В черных одеждах эта женщина, пожалуй, выглядит еще аппетитнее.

– Я у тебя ее покупаю.

– Почему бы нам не стать компаньонами в том, что ты собираешься там делать, что бы это ни было?

Сорок лет? Не думаю, что ей столько. Она сама элегантность.

Возможно, кабинет Бурота был не таким просторным, как губернаторский, но освещен он был гораздо лучше, и в нем было пять полок книг, приговоренных к пожизненной неприкасаемости. Она провела пальцем по столу, словно проверяя, нет ли на нем пыли. Потом взглянула Буроту в глаза; мужчина невозмутимо выдержал ее взгляд. Да, пожалуй, можно сказать, что они стали компаньонами, но не в том смысле, который имел в виду он. Это был хорошо просчитанный процесс. Всегда делай то, что должна, если считаешь, что должна это сделать. И вот в конторе адвоката Агульяны, расположенной напротив леридской мэрии, Элизенда улыбнулась своей жертве, встала, посмотрела сквозь балконную дверь на улицу, сняла с шеи цепочку и, наблюдая за стайками голубей, бережно спрятала ее в сумочку; потом без всякого предупреждения резко повернулась к хозяину кабинета и расстегнула черную блузку. Нижнее белье у нее тоже было черным. Ловким движением она выпростала из лифчика белоснежную белую грудь, сосок которой уставился прямо на Бурота. Мужчина судорожно сглотнул и широко раскрыл глаза, не в силах отвести взгляд от розового соска. Спустя какое-то время он все же, совладав с собой, перевел взгляд на дверь, потом вновь на грудь и снова на дверь, давая понять, что… но она тихонько сказала ему не закрывай ее, так забавнее, и тогда он впился губами в сосок, потому что уже не мог больше сдерживать себя; она же ласково погладила его по голове, зная, что каждое нежное поглаживание по зарождающейся лысине Агульяны – это еще один гектар, который она заполучит в собственность.

Когда Элизенда собиралась уже ввести в бой вторую грудь, послышались робкие постукивания в дверь. Властным жестом, свидетельствовавшим о том, что адвокатишка уже у нее в кармане, она велела Агульяне вести себя как обычно, и тот охрипшим голосом сказал входи, Карме. Элизенда надела блузку и прикрыла беспорядок на груди папкой с документами.

Карме вручила ему отчет о расходах, и он проклял себя за то, что попросил ее принести отчет, как только она его закончит. Секретарша вышла, Элизенда положила папку на стол и застыла в ожидании адвоката, демонстрируя аппетитную грудь.

– Я не продаю, – сказал Агульяна. В ответ на эти слова она так самонадеянно рассмеялась, что Агульяне стало не по себе.

– У тебя еще осталось немало неисследованных мест, – сказала она, указывая на себя.

– Здесь это невозможно. Я не могу сосредоточиться.

Тогда сеньора Элизенда открыла сумочку и вынула оттуда ключ с биркой, на которой фигурировал номер комнаты и название отеля. Поправила блузку, встала и, уже уходя, проинформировала его, даже не повернув головы:

– Через полчаса.

В благословенном номере отеля Рафел Агульяна пережил самый пылкий день в своей жизни, покоряя не вершину Монтсент, не скалу Алтарс, а легендарное, до той поры недоступное тело Элизенды Вилабру из дома Грават в Торене, и эта победа вполне стоила леса Пардинер и склона Гросса, к тому же весьма щедро оплаченных. Он продал бы и больше, если бы у него что-то еще оставалось, потому что Рафел Агульяна был мужчиной неистовым, и, страстно сжимая груди Элизенды, он ощущал себя властелином мира, обоих полушарий и того удивительного авторитета и признания, которых сумела добиться для себя сия исключительная женщина, и единственное, что его смущало во всем этом, так это что его друзья ни за что ему не поверят.

Когда они вернулись в его контору, чтобы оформить сделку, Агульяна слегка испугался и снова сказал, что не может продать земли, что сначала ему нужно поговорить с женой.

– Нет. Или ты продаешь мне участок немедленно, или с твоей женой поговорю я.

– Но я тоже могу сболтнуть лишнего.

– У меня нет мужа, которому ты мог бы настучать на меня.

Сделка была оформлена в тот же день, и даже нотариуса попросили прийти прямо в контору.

Когда Элизенда ушла, Рафелу Агульяне пришлось на четверть часа в полном душевном расстройстве замереть в кресле, уставившись потерянным взглядом на дверь, и поразмышлять над тем, что он сделал хорошо, а что плохо и, главное, как это все могло с ним произойти.

Постановка была безупречной. Элизенда созвала их в доме Грават, на своей собственной территории. Под руководством Сьо, преемницы незабвенной Бибианы, специально нанятая прислуга в течение двух дней тщательно вытирала несуществующую пыль. Велела доставить рельефную карту, которую она заказала под предлогом (вполне устроившим Кадастровую палату) необходимости исчерпывающе изучить геоморфологию зоны, особенно сейчас, когда мы (сугубо между нами) не можем с уверенностью утверждать, что все формирования маки полностью и окончательно уничтожены, и наняла пронырливого и амбициозного картографа. Вместе со Сьо произвела инспекцию винного погреба, дабы убедиться, что пять коллекционных бутылок шатонеф пребывают в целости и сохранности; велела на всякий случай приготовить пять комнат для гостей и за три дня до намеченного события уселась перед погасшим камином в ожидании приезда шведов.

Сеньора Элизенда невозмутимо смотрела вдаль, словно предаваясь созерцанию любимого пейзажа, в то время как картограф демонстрировал точные границы ее владений на горе Тука-Негра; соизволила сама удостоверить документы, когда адвокат Газуль, страшно нервничая, ибо он впервые принимал участие в международных делах сеньоры, представлял покупателям все свидетельства о собственности; вновь устремила взгляд в бесконечность, пока адвокат излагал условия оплаты; и наконец, когда герр Энквист сообщил, что цена представляется им вполне разумной, Элизенда Вилабру испытала полное и заслуженное удовлетворение. В момент подписания договора купли-продажи, заметно упрочившего ее положение среди крупнейших состояний страны, она ловко сумела применить тактику, которую безуспешно пытались использовать Игнази из дома Параче и Рафел Агульяна и которая, возможно, при иных обстоятельствах никогда не пришла бы ей в голову.