Семена прошлого - Вирджиния Клео Эндрюс

Это, конечно, вызывало новый водопад вопросов: кто такой Кори? Кто такая Кэрри? И почему я всегда называю их такими смешными именами?

Наконец, Тони пришла освободить меня от двух маленьких инквизиторов.

— Простите, что я задержалась, Кэти. Джори попросил меня попозировать ему в саду, пока не умерли розы…

Пока не умерли розы?.. Я с изумлением воззрилась на нее, но затем потрясла головой, думая, что уж слишком фантазирую по поводу обыкновенной фразы. Нет, розы будут жить, пока не наступят морозы, а до зимы еще далеко.

Около двух часов дня у меня зазвонил телефон. Я только что легла отдохнуть. Это был Крис.

— Милая моя, твое волнение передалось мне, и я все время думаю о том, не случилось ли чего с вами. Имей терпение. Я приеду через час. У тебя все в порядке?

— А почему у меня не должно быть все в порядке?

— Просто спрашиваю. У меня дурные предчувствия. Были.

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя.

Близнецы были сегодня беспокойны, не желали играть, не желали делать предложенное мною.

— Не хотю-ю-ю, — ныла Дайдр. Она не желала правильно произносить слова. У нее было поистине упрямство Кэрри. К тому же, Дэррен во всем следовал за ней.

Я укачала их. Но перед этим они капризничали, пока не вошла Тони и не прочитала ту самую сказку, которую я им только что читала три раза подряд! Однако и капризам приходит конец, и вскоре они заснули. Как милы они были в своих кроватках, повернувшись во сне личиками друг к другу, совсем как Кори и Кэрри.

Я проверила, как там Джори, который был увлечен чтением руководства по тренировке мускулатуры, и отправилась к себе, чтобы привести в порядок рукопись. Но вскоре я устала от полной тишины и пошла будить детей.

Их не было в кроватках!

Джори с Тони были на террасе; лежали, обнявшись и слившись в страстном поцелуе, на мате.

— Простите меня, — сказала я, устыдившись, но не остановившись, — но где дети?

— Мы думали, что они с тобой, — подмигнув мне, ответил Джори. — Беги найди их, мама… Я занят уроком, ты видишь.

Я быстро пошла в часовню. По дороге я бросила тревожный взгляд на зловещие тени, наползавшие на землю. В воздухе висел странный запах. Я вспомнила: то был запах ладана. Я побежала, и, достигнув дверей часовни, едва могла сдержать сердцебиение. Как можно тише я пробралась внутрь.

С тех пор, как я здесь была в последний раз, Барт с Джоэлом установили орган. Джоэл сидел за инструментом и играл. Играл прекрасно, доказывая тем самым, что он действительно когда-то был профессиональным музыкантом с истинным талантом. Барт пел, стоя. Я увидела на передней скамье близнецов, слушавших Барта, как зачарованные, и моментально все мои страхи покинули меня. Душа исполнилась мира и благодарности.

Гимн закончился. Дети автоматически встали на колени и сложили руки ладошками под подбородком. Они казались херувимами или же ягнятами на заклание.

Но отчего такая мысль пришла мне в голову? Зачем эти кровавые сравнения? Ведь это святое место.

— И мы, идущие дорогой смертною, долиной смертной тени, не убоимся зла… — говорил Барт, стоя на коленях. — Повторяйте за мною, Дэррен, Дайдр.

— И мы, идущие долиной смертной тени, не убоимся зла… — послушно выводила заунывным детским голоском Дайдр, подавая пример Дэррену.

— …Ибо Ты со мною…

— Ибо Ты со мною…

— …Твой жезл и Твой посох успокаивают меня.

— Твой жезл и Твой посох успокаивают меня. Я не выдержала:

— Барт, зачем ты опять это делаешь? Ведь сегодня — не воскресенье, и у нас никто не умер…

Он поднял голову. Его взгляд встретился с моим; он был так печален.

— Мама, пожалуйста, выйди.

Я подбежала к детям, которые охотно вскочили мне навстречу.

— Нам плохо здесь, — прошептала мне девочка. — Нам не нравится.

Джоэл поднялся. Он стоял, тонкий и высокий, и на его лицо падали разноцветные блики витража. Он не произнес ни слова, только смотрел на меня уничтожающим взглядом.

— Мама, я прошу тебя — иди в свою комнату.

— У вас нет права вбивать в голову детям страх перед Богом. Когда хотят научить религии, Барт, то следует говорить о любви Бога к сынам человеческим, а не о страхе и карах.

— У них нет страха перед Богом, мама. В тебе говорит твой собственный страх.

Я начала медленно отступать к двери, взяв детей за руки.

— Когда-нибудь любовь посетит тебя, Барт, и ты все поймешь. Ты поймешь, что любовь приходит не к тому, кто хочет ее и нуждается в ней; она приходит лишь к тому, кто заслуживает ее своими деяниями. Она приходит в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь; просто встает на пороге, тихо закрывает за собой двери — и остается навсегда. И ты не должен планировать любовь, или соблазнять кого-то полюбить тебя; не должен и торопить ее приход. Ты должен заслужить любовь, иначе с тобой никто не пройдет по этой жизни до конца.

Он стоял молча, видимо, потрясенный. Затем двинулся ко мне.

— Мы уезжаем из твоего дома, Барт. Это должно обрадовать тебя. Ни один из нас больше не станет тебя беспокоить. Джори с Тони едут с нами. Ты, наконец-то, полностью вступишь в права наследства. Будешь хозяином всего. Каждая комната в этом огромном одиноком доме в горах станет твоей. Если ты пожелаешь, Крис передаст попечительство до твоего тридцатипятилетия Джоэлу.

На мгновение в лице Барта появился страх. А в водянистых глазах Джоэла, конечно, торжество.

— Скажи Крису, чтобы передал попечительство над моим наследством моему нотариусу, — быстро проговорил Барт, будто опасаясь чего-то.

— Хорошо, если ты так хочешь, — и я улыбнулась Джоэлу, на чьем лице была написана вся гамма чувств. Он кинул на Барта мгновенный негодующий взгляд, подтверждая мои подозрения. Да, Джоэл ненавидел Барта за то, что тому досталось то, что могло быть его.

— Утром мы выезжаем, — прошептала я, подавляя подступившие слезы.

— Да, мама. Счастливо — и удачи вам.

Я пристально смотрела на Барта. Где я уже слышала слова, сказанные им только что? Ах… вспомнила, но это было так давно. Тот высокий кондуктор, который стоял на подножке поезда, привезшего нас сюда детьми. Поезд весь спал, вагоны были темны. Кондуктор сказал нам эти слова на прощание, и поезд дал скорбный свисток расставания.

Барт будто ждал от меня еще каких-то слов. Завтра я уже ничего не смогу сказать ему: скорее всего, разрыдаюсь.

Он заговорил первым.

— Мне кажется, что все матери покидают своих сыновей на страдания. Почему ты оставляешь меня?

Надрывный тон его голоса скрутил мое сердце страданием.