Клара и мистер Тиффани - Сьюзен Вриланд

— Годится? — Он всегда отличался острым желанием угодить.

— Подойдет идеально!

На взгляд ему было лет тридцать. Джо пришел работать к Тиффани, когда ему исполнилось восемнадцать, будучи иммигрантом из Англии. В новом здании он должен был возглавить мужской мозаичный отдел, примыкающий к нашей женской студии. Таким образом, Бриггз мог использовать некоторых девушек для помощи по его огромным мозаичным заказам и держать их занятыми, если у нас в работе наступало затишье. Но и сам Джо всегда под рукой, чтобы обработать и посадить на цемент наши собственные мозаики. Это был первый шаг по стиранию различий между схожими отделами и важное изменение подхода нашего начальства.

Именно с этой целью Джо работал с Терезой над мозаичным панно с Христом и святым Иоанном. Он обучал ее, как манипулирование цветом, прозрачностью и поверхностью могло создать ту иллюзию изображения в мозаике, которую производили витражи из свинцового стекла. Я слышала его объяснения, что использование прозрачных цветных кусочков с подложкой из текстурированной золотой фольги призывает зрителя взглянуть через стекло на текстуру.

— Это может создать великолепную иллюзию глубины и расстояния, — вещал Джо. — Пользуйся этим благоразумно, потому что оно отвлекает глаз от опаловых и переливающихся деталей, а каждая из них также выполняет определенную функцию.

Он прилагал особое старание, чтобы обучить девушку нюансам профессии, и я была счастлива видеть ее столь внимательной.

После обеда мистер Тиффани пришел со своим традиционным обходом по понедельникам. Даже горе не могло утихомирить этого человека. Я приветствовала его с большим вниманием, нежели обычно, вела себя так, будто в его студии ничего не произошло. Судя по всему, он это оценил. Его глаза потускнели от горя и вызвали во мне прилив сочувствия и любви.

— У меня есть нечто особенное для показа вам. Нечто экстравагантное, — произнесла я таинственно.

Босс лишь слегка изогнул брови в знак интереса. Не устрашенная этим, я продолжала вкрадчиво излагать:

— Вы знаете, что такое гибрид, потому что занимаетесь садоводством. А это гибрид в стекле. Гибрид двух стилей.

— Вот как?

— Дутое и свинцовое стекло. Лампа с лотосом.

Он бросил на меня взгляд с лукавым прищуром, совершенно иной человек по сравнению с тем, которого я видела двое суток назад.

— Должно быть, у вас есть недоступная другим информация, если вам известно, что я люблю лотос.

— О нет. Просто случайная догадка, — возразила я с невинной улыбкой.

Я выложила две мои акварели и объяснила, что хочу, чтобы бутоны опускались вниз, в пределах, но слегка выше ободка из свинцового стекла. Он не отреагировал. Неужели я взяла на себя слишком много, вовлекая в эту затею завод по выдувке стекла?

— Пойдемте со мной.

Мистер Тиффани вышел из женской студии стремительным, нешироким шагом и обернулся удостовериться, что я следую за ним. В лифте он изрек:

— Пора изготовить что-нибудь замысловатое.

В своем кабинете он просмотрел несколько французских журналов по прикладному искусству, наконец нашел фотографию — стройную лампу — водяную лилию в стиле ар-нуво Луи Мажореля. Массивная, похожая на стебель, ножка поддерживала два вертикальных бутона и полностью распустившийся цветок. Все три были изысканными, выдутыми из стекла изделиями.

— Бутоны похожи на то, что я задумала. Только мои будут склонять головки вниз.

Подпись под иллюстрацией гласила, что внутренние лепестки — бледно-янтарного цвета, а пять наружных чашелистиков — кораллового.

— Как это делается в два цвета?

— Это называется способ камеи. Внутренняя лампочка сначала выдувается из стекла одного цвета, а затем ее отправляют в летку печи со стеклом другого цвета. Придается окончательная форма, и когда она охладится, резчик по стеклу сошлифовывает верхний слой в некоторых местах, чтобы обнажить формы коралловых чашелистиков, находящиеся под ними.

— Это требует большой работы. Мы можем изготовить это здесь?

— Безусловно. Здесь мы не верим в существование границ.

Тиффани произнес это тихо и печально, как высказал свои суждения дочери. Я могла бы воспользоваться этим моментом, дабы заявить, что было неразумно лишать близнецов образования, но выражение его лица уже было столь удрученным, что я решила упустить эту благоприятную возможность.

— Как вы собираетесь закрепить ободок из свинцового стекла на месте? — спросил босс.

— Для этого мне нужен ваш совет.

Он задумался на некоторое время, затем произнес:

— Элегантность является естественной, когда вы следуете принципу повторения. Задумайтесь над этим. — Босс присел и дал мне время на размышление, не выказывая признаков нетерпения.

— Повторение. Конечно! Прикрепить ободок к похожим бронзовым прутьям, использованным для бутонов, только изогнутых выше и шире? Так ведь?

— Да. Я с самого начала знал, что ответ у вас уже есть.

Его гордость мною оказалась достаточно согревающей, чтобы воспламенить мое сердце.

— Как насчет формы одного круглого листа для основания? — спросил он.

— Я рассчитывала на мозаику…

— Прекрасно. Придайте ей тонкие бронзовые прожилки, расходящиеся от вертикальной опоры.

— А каковы края листьев лотоса? — осведомилась я.

Чтобы показать, он взял мой карандаш.

— У некоторых видов они волнистые. Часть листа поднимается над водой, в то время как прочие части слегка погружены.

— Как у девушки, которая кружится в широкой юбке?

— Именно так. Но не забывайте: рабское воспроизведение природы не является искусством.

— Я знаю. — В моей груди бились крылья, звонили колокола, такое возбуждение охватило меня от сотрудничества с ним вновь.

— Ха! Эта лампа возглавит список лучших. — Он хлопнул в ладоши и потер руки. — Держу пари, мы заломим за нее семьсот пятьдесят монет. Держите это в тайне от господина Томаса.

После того как девушки в конце дня ушли, Ольга задержалась. Она посмотрела на мои рисунки лотоса и поджала губы.

— Мне нравятся эти мощные бутоны. — В ее голосе звучала печаль.

— Что у тебя на уме?

Девушка заговорила, не поднимая головы:

— Я должна сказать вам, что в воскресенье вышла замуж.

— Ольга! — Я швырнула карандаш для рисования, и у него отломился кончик. — О чем ты думала?

Она отшатнулась от меня с тем же натянутым, обиженным выражением, которое было у нее на балу Тиффани.

— Ты не могла сначала поговорить со мной? Не могла отложить это?

— Нет.