Война миров - Олег Дивов

Мы медленно шли вдоль реки по направлению к руинам баронского замка. Честно говоря, у меня не было желания встречаться с Энрике. С куда большей охотой я поболтала бы с Марией. Пожалуй, ее религиозность была бы кстати в моем нынешнем настроении. Когда переживаешь чью-то смерть, разговоры о Боге помогают справиться с горем. Начинает казаться, что люди не умерли, а просто куда-то переехали. Да, навсегда. Да, в другой мир. Но так легко представить, что этот «другой мир» – просто недоступная планета, этакий монастырь, и им там комфортнее, не нужно за них беспокоиться, у них все хорошо, а придет время – и ты к ним поедешь…

Энрике не интересовался, хочу ли я с ним встречаться. Он позвонил и сказал, что волею судеб оказался в Пиблс, у него выдался ничем не занятый час, и он хотел бы поговорить со мной. Ему есть что сказать мне, и он надеется, меня порадуют новости. Я не особо сопротивлялась.

Мы встретились у старого моста и пошли направо по тропинке. Я почти все время молчала, Энрике ограничился несколькими банальностями вроде замечаний о погоде и местных нравах; то и другое ему скорее нравилось, чем нет, и уж точно он переменил свое неблагоприятное мнение о Шотландии, сложившееся поначалу.

– Признаться, поначалу я был шокирован. Холодно, ветер, дождь – и это ваше лето?! Странные люди… Я не сразу понял: а ведь именно такой я и представлял себе Землю в детстве. Стылой и отчужденной, высокомерной и насмешливой. И удивительное дело: я скоро привык и даже нахожу эту страну привлекательной. Пожалуй, даже более привлекательной, нежели древняя Мексика, которая почему-то не произвела на меня впечатления.

Тропинка, раскисшая от утреннего дождя, петляла между натоптанными углублениями, в которых все еще стояла вода. Надо бы намекнуть Скотту, чтобы дорожку выровняли и засыпали гравием. Хотя это бесполезно. Это уже муниципальная земля, а муниципалитет Пиблс просто трясется над всем, что «старинное». Даже если это просто грязь вдоль реки. Две тысячи лет эта грязь тут была неизменной, сохранение этой грязи есть сохранение истинного духа Шотландии и ее традиций.

Какой, право слово, кошмар эти традиции.

– Доктор Вальдес, это и есть те новости, которыми вы мечтали меня порадовать? То, что вы наконец-то адаптировались к Земле и ее многообразию?

Он мягко и смущенно засмеялся:

– Нет. Разумеется, нет. – Помолчал. – Я должен поблагодарить вас за ту перемену, какую вы произвели с моей женой. Она расцвела. Я знаю, вы довольно часто видитесь, но самые важные перемены произошли дома. Мария снова похожа на ту юную девушку, которой я предложил руку и сердце.

– Я всегда говорила, что северный климат полезен для мужчин. Они в нем молодеют и начинают видеть девушек даже в матерях своих же троих детей, – съязвила я.

Энрике хохотнул:

– Я думал, вы скажете что-нибудь привычно-вежливое, мол, ну что вы, я тут ни при чем… или даже – не стоит благодарности, ваша жена чудесный человек. А вы…

– Зачем же я буду говорить то, чего вы ждете и что вас ни капельки не удивит?

– Да-да, – кивнул он. – Понимаю. Удивить – это наполовину победить. Кажется, я не ошибусь, если предположу, что ни разу не сумел удивить вас?

Вопрос был явно риторическим, а на риторические вопросы я отвечаю только Августу – и исключительно потому, что в его исполнении они несут обычную функциональную нагрузку высказываний, вопросительных по сути, а не только по форме.

– Думаю, мои новости тоже не очень-то удивят вас. Я знаю, что последние дни вы вели наблюдение за моей матерью.

Пауза повисла в воздухе, как мотылек-бражник, нацелившийся на душистый ночной цветок, – трепеща крылышками и привлекая больше внимания, чем бой башенных часов.

Налетел холодный ветер, я застегнула куртку доверху. На солнце снова набежало облако, а за ним уже толпились коллеги, одно другого тяжелее и темнее. Скромное лето померкло и мигом превратилось в осень. Кажется, сейчас мы вымокнем. Но в Шотландии не принято обращать внимание на такие мелочи, как внезапный дождь. И тем более отменять прогулку на свежем воздухе из-за какой-то чепухи, к которой тут все привыкли.

– Возможно, благодаря именно вашей деятельности я и узнал, сколько всего от меня скрывали. Признаюсь, многое для меня стало сюрпризом. Неприятным. И… Я не зря поблагодарил вас за вашу работу с моей женой. У меня есть все основания полагать, что мой брак закончился бы вчера вечером, если бы Мария не подружилась с вами. Она и в самом деле изменилась. В чем-то стала юной, а в чем-то приобрела мудрость.

Мы дошли до поворота тропинки, когда я поняла, что мерзну вовсе не от холода. И веяние осени, почудившееся мне в пасмурном небе и завываниях ветра, оно никак не соответствует реальности. Вокруг по-прежнему царил июль, на том берегу реки в палисадниках цвели розы и гортензии, и было, в сущности, очень тепло.

По этой тропинке мы шли с Ниной Осси весной, когда листва еще не распустилась. Брызгал усталый дождик, а Нина все подбирала слова для своего важного разговора. Перед нами скакала Василиса. Далеко впереди Мигель Баш ловил форель, а у его ног крутились две собачонки. Собачонки кинулись к нам, мы отвлеклись, и в этот миг Мигелю снесло пол-черепа пулей робота-снайпера.

Несколькими днями позже я шла по этой же тропинке одна, только с Василисой. Тоже было мокро и грязно. И Василиса нашла в роще несчастных собачонок, жить которым оставалось совсем немного. В тот день я познакомилась с Лоренсом Хикати, не зная еще, что он обречен.

Собак мне спасти удалось. Лоренса – нет.

А потом я снова шла здесь под охраной Шона Ти, Василисы и собачек. И меня чуть не убил ряженый сектант, притворившийся доминиканцем. Не удалось. Но умер сам.

Я попыталась вспомнить хоть одну свою прогулку по этой тропинке со дня гибели Мигеля, когда я вернулась бы домой без очередного трупа или кандидата на его роль.

И не смогла.

Кажется, всякий раз, стоит мне сюда прийти, кто-то погибает. Может быть, не сразу, как погиб Хикати.

И кто следующий?

– Я оправдался за то убийство, в котором меня обвинили.

– О!

– В этом нет моей заслуги. Меня оправдал мой… свидетель.

Он запнулся, подбирая слово, и я все поняла.

– Да, – сознался Энрике, – пожалуй, это было сложнее прочего. Сложнее, чем после всего говорить с матерью. Моя жена верила, что была единственной моей женщиной, что я к алтарю пришел столь же невинным, сколь и она.

– Вы сами сказали ей это.

– Да. И мне пришлось сознаться, что я лгал ей. У меня была подруга, была в течение всего моего брака, и есть внебрачная дочь. Я любил и люблю эту женщину. Не так, как жену, нет. Но я дорожу ею, она в определенном смысле значительно превосходит меня, и я признаю это с радостью. Мне повезло, что такая женщина полюбила меня. Я часто думал, что, наверное, не очень-то и достоин ее любви, но меня эта мысль нисколько не огорчала, нет. Напротив, в ней был стимул для духовного роста.