Двое из будущего. 1901 -… - Максим Валерьевич Казакевич

предстоящей обороне Порт-Артура, но наше Главное Артиллеристское Управление предпочитает ее не замечать. А еще есть мотоциклы, моторикши, полевые телефоны, взрывчатка и еще много чего другого. Я знаю, как можно с большей эффективностью оборудовать огневые позиции, как вести акустическую контрбатарейную борьбу. И все это может помочь. Наша компания неоднократно обращалась в различные министерства, вносила предложения на рассмотрение, но бюрократическое болото поглощает любое движение. Да даже своими деньгами я могу помочь в обустройстве Порт-Артура. Ваше Величество, я уже говорил, что я горячий патриот России и единственное мое желание, это помочь нам выиграть войну. Поэтому и прошу вас разрешить мне отправиться на Дальний Восток от вашего имени и позволить там участвовать своим капиталом и знаниями в обустройстве к обороне. И более того, я могу там снимать от вашего имени хронику…, извините, документальные фильмы и фильмы художественные. Моральная составляющая защитников тоже очень важна, а фильмы, снятые в нужном русле очень сильно воодушевляют.

Я выдохся. Замолчал, терпеливо ожидая ответа. Мария Федоровна не отвечала, кутаясь в свою пышную горжетку и задумчиво глядя куда-то в сторону. Подруга ее дивилась моей наглости и укоризненно качала головой.

— Ваше Величество, — снова подал я голос, привлекая внимание.

Она очнулась, поморщившись, сморгнула.

— Вы весьма уверены в своих прорицаниях, — наконец произнесла она. — Неужели вы и в самом деле так считаете?

— Увы, это неизбежно, — только и оставалось мне повторить. — Я не желаю этого, видит Бог, но войны нам не избежать. Нам необходимо готовиться с утроенной скоростью и прилежанием, иначе…, — и я многозначительно замолчал.

Конечно же, моя пылкая речь не убедила императрицу. Внимательно выслушав и чуть-чуть подумав, она улыбнулась одними лишь уголками губ, насмешливо склонила голову и, бросив на меня хищный взгляд, сказал:

— То есть вы хотите помочь. Своими деньгами и… чем там еще? А не проще ли сказать, что вы хотите продать военным свои радио, мотоциклы и все остальное? То есть вы желаете всего лишь получить свою прибыль.

— Ваше Величество, не в этом моя цель. Я готов предоставить свои разработки флоту и армии на безвозмездной основе — пускай изучают и пользуются. Я даже буду рад, если на корабли поставят мои радиостанции — это может спасти не одну жизнь. Но уверяю вас, что, когда японцы неожиданно нападут на нас в Порт-Артуре, флотские и армейцы сами прибегут ко мне, и купят у меня все что необходимо. Но время будет уже упущено. Я прошу вас, Ваше Величество, действовать от вашего имени и позволить мне вложить свои личные средства на постройку там оборонительных сооружений. И вообще участвовать там своими финансами, всячески помогать военным. Я готов потратить там двести тысяч своих личных сбережений и даже больше, но только лишь с тем условием, что я сам буду контролировать их трату. Я не дам их разворовать.

— Господин Рыбалко! — возмущенно воскликнула подруга императрицы, но Мария Федоровна легким движение руки остановила ее. Она ответила не сразу, сидела, думала. Наконец, произнесла:

— Я услышала вас, господин Рыбалко. Ваш патриотический порыв похвален — не всякий купец решит своим капиталом помочь государству, и ваше стремление я нахожу просто замечательным. Двести тысяч большие деньги, но позвольте полюбопытствовать, как именно вы желаете ими распорядиться? На какие цели вы их хотите потратить?

Ну вот, это уже кое-что. И хоть она мне не поверила про предстоящую войну, но возможность вложить частные средства в оборону дальних рубежей страны ей понравилась. И с этого момента наш разговор перешел на чисто деловые рельсы. Загибая пальцы, я ей расписал, каким я вижу свое участие в усилении Порт-Артура. И про свои минометы, что я готов предоставить будущим защитникам и про радиостанции, и про возведение ДОТов и про производство «егозы», тротила и прочего, прочего, прочего. Вдовствующая Императрица слушала меня внимательно, изредка перебивала по делу, вставляя комментарии. Наконец, через почти час нашей беседы, она стала замечать, что я рассуждаю о предстоящей войне не в общих чертах, а вполне конкретно, ловила меня на оговорках. Я вдруг, как это обычно у меня бывает, обмолвился, что адмиралу Макарову вместе с известным художником-баталистом Верещагиным суждено погибнуть в холодных водах Тихого Океана как она волевым жестом, прервав мои измышления, сурово спросила:

— Вы что же, прорицатель, господин Рыбалко?

— Упаси боже, — слишком уж эмоционально запротестовал я, — ни в коем случае!

— Почему же вы так уверены в этом? Почему адмирал должен погибнуть? Вы что-то знаете?

— Нет, Ваше Величество, не знаю. Но смею предположить, что если ситуация не будет меняться, то это станет неизбежным. Японцы очень коварны и безжалостны, а гибель Макарова развяжет им руки возле Корейского полуострова.

— А что тогда с Верещагиным? Он тоже будет мешать японцам? — прижала она меня к стенке. И посмотрела на меня так жестко, требовательно, так, как это умеют делать только лишь властьпридержащие. — Ну-ка, голубчик, сознавайтесь. Мне кажется, что вы что-то не договариваете. Адмирал погибнет… Как? Не сметь врать!

— Нет, никак нет, я этого не знаю наверняка. Только логические выводы, — стал упрямо отпираться я, но императрицу этим финтом я не провел. Она мне не поверила. Сдвинула брови, посмотрела на меня тем взглядом, от которого потом меняются судьбы людей и жестким, металлическим голосом в котором очень сильно прорезался датский акцент, припечатала:

— Вы говорите мне неправду. Мне врать нельзя. Подумайте, прежде чем вы еще раз откроете рот. Ну? Каким образом должен погибнуть адмирал?

И тут я «заметался». Я закрутил головой, дернул нервно воротник, судорожно сглотнул. Мария Федоровна давила на меня, «схватила» за самое яблочко. Ее питонья хватка душила меня, лишала маневра и силы воли. У нее оказалась удивительная интуиция, если по моим мимолетным фразам, на которые другие и внимания-то не обратят, она вдруг смогла ухватиться за самое главное. И настойчиво потянуть, распутывая невероятный клубок.

— Откуда вы знаете, что адмирал погибнет? — снова задала она мне вопрос тоном, от которого у простого обывателя холодеет в душе.

Я еще раз оттянул ворот сорочки — дурацкий галстук душил. Потом сглотнул. Как мог тянул время, пытаясь хоть что-то придумать. Не знаю, во что она сможет поверить — в мистику ли, в черта ли, но вот в путешествие во времени она мне не поверит точно, а запросто посчитает, что я над ней издеваюсь. Я был в тупике из которого не видел выхода.

— Я жду… — этот голос не сулил мне ничего хорошего. И он тянул из меня жилы. Наконец, находясь в жутком цейтноте, я вымолвил:

— Адмирал подорвется на мине.