Женщины Цезаря - Колин Маккалоу

Не в силах больше терпеть, Цицерон повернулся к нему.

— Луций Сергий Катилина, ты признаешь, что ты — главный зачинщик этих событий? — спросил он звенящим голосом.

— Нет, Марк Туллий Цицерон, не признаю.

— Есть ли кто-нибудь здесь, кто поддержит меня? — спросил старший консул, переводя взгляд с Красса на Цезаря, с Катула на Катона.

— Я предлагаю, — проговорил Красc после долгого молчания, — чтобы Палата попросила старшего консула всесторонне расследовать это дело. Если бы Этрурия восстала, это никого бы не удивило, Марк Туллий. Но когда даже твой коллега-консул уверяет, что все это розыгрыш, а потом объявляет, что он завтра возвращается на виллу в Кумы, — как ты можешь ожидать, что все мы впадем в панику?

И на этом закончили. Цицерон должен найти еще доказательства.

— Это Квинт Курий принес письма Марку Крассу, — сказала Фульвия Нобилиор на следующее утро, — но он не будет давать показания. Он очень боится.

— Ты с ним говорила?

— Да.

— Ты можешь назвать мне еще какие-нибудь имена, Фульвия?

— Я могу назвать тебе имена только друзей Курия.

— Кто они?

— Луций Кассий, как ты знаешь, Гай Корнелий и Луций Варгунтей, которых выгнали из Сената вместе с моим Курием.

Ее слова вдруг связались с фактом, похороненным где-то в подсознании Цицерона.

— Претор Лентул Сура — тоже его друг? — спросил он, вспомнив, как этот человек оскорблял его на выборах.

Да, Лентул Сура был одним из семидесяти с лишним сенаторов, изгнанных цензорами Попликолой и Клодианом! Даже несмотря на то, что он был консулом.

Но Фульвия ничего не знала о Лентуле Суре.

— Хотя иногда я вижу младшего Цетега — Гай Цетег, кажется? — с Луцием Кассием, — сказала она. — И еще Луция Статилия и Габиния по прозвищу Капитон, «большеголовый». Они не близкие друзья, учти, так что трудно сказать, принимают ли они участие в заговоре.

— А что слышно о восстании в Этрурии?

— Я только знаю, что Квинт Курий сказал — оно будет.

— Квинт Курий говорит, что восстание будет, — повторил Цицерон Теренции, когда та возвратилась, проводив Фульвию Нобилиор. — Катилина слишком умен для Рима, дорогая моя. Знала ли ты в своей жизни римлянина, который умел бы хранить секреты? Но куда бы я ни сунулся, мне везде чинят препоны. О, если бы я происходил из знатного рода! Если бы меня звали Лициний, или Фабий, или Цецилий, уже сейчас в Риме было бы введено военное положение, а Катилина был бы объявлен врагом народа. Но поскольку меня зовут Туллий и я из Арпина — родины Мария! — что бы я ни сказал, все впустую.

— Сдался, — подытожила Теренция.

Цицерон лишь печально взглянул на жену, но ничего не сказал. Потом вдруг хлопнул себя по бедрам:

— Но я должен попытаться снова!

— Ты отправил в Этрурию достаточно людей, чтобы что-нибудь разнюхать.

— Надо подумать. Но из писем явствует, что мятеж готовится не в городах. Что города будут захватывать с баз, расположенных вне городских стен.

— Из писем еще следует, что у них мало вооружения.

— Правда. Когда Помпей Магн был консулом и настаивал, что должны создаваться запасы оружия к северу от Рима, многим из нас эта идея не понравилась. Я признаю, что его арсеналы так же труднодоступны, как Нола, но если города восстают, то…

— До сих пор города не восставали. Они слишком боятся.

— В них очень много этрусков, а этруски ненавидят Рим.

— Это восстание — работа ветеранов Суллы.

— Которые не живут в городах.

— Именно.

— Так мне поднять снова этот вопрос в Сенате?

— Да, муж. Тебе терять нечего, так что попытайся опять.

Двадцать первого октября он так и сделал. Собрание было малочисленным — еще одно доказательство того, что сенаторы Рима думали о старшем консуле: амбициозный «новый человек», любящий делать из мухи слона и желающий найти причину достаточно серьезную, чтобы произнести несколько речей, которые стоит опубликовать для потомства. Катон, Красc, Катул, Цезарь и Лукулл присутствовали на этом заседании, но три первых ряда пустовали. Однако Катилина был в центре внимания, окруженный своими благожелателями, которые считали, что его просто преследуют. Луций Кассий, Публий Сулла, племянник диктатора, его дружок Автроний, Квинт Анний Хилон, оба сына покойного Цетега, два брата Суллы, не из семьи диктатора, но тем не менее имеющие к нему близкое отношение, остроумный плебейский трибун Луций Кальпурний Бестия, выбранный на следующий год, и Марк Порций Лека. «Неужели они все участвуют? — спрашивал себя Цицерон. — Неужели я вижу новый порядок, готовящийся в Риме? Если так, то невысокого я мнения об этом новом порядке. Все эти люди — мерзавцы». Он глубоко вдохнул и начал:

— Я устал произносить эту длинную фразу — senatus consultum de re publica defendenda, поэтому я решил дать новое имя декрету Сената для критических ситуаций. Единственный декрет, который может издать Сенат, декрет, обязательный для комиций, правительственных органов, учреждений и граждан. Я назову его senatus consultum ultimum. И я хочу, почтенные отцы, чтобы вы издали этот senatus consultum ultimum.

— Против меня, Марк Туллий? — спросил Катилина, улыбаясь.

— Против революции, Луций Сергий.

— Но ты ничего не доказал, Марк Туллий. Предоставь нам доказательства, а не пустые слова!

Опять замаячила неудача.

— Вероятно, Марк Туллий, мы скорее поверили бы в мятеж в Этрурии, если бы ты перестал нападать на Луция Сергия, — заметил Катул. — Твои обвинения против него абсолютно ни на чем не основаны, а это в свою очередь бросает огромную тень сомнения на любое необычное волнение к северо-западу от Тибра. В Этрурии часто неспокойно, а Луций Сергий — ясно, козел отпущения. Нет, Марк Туллий, мы не поверим ни одному твоему слову без более конкретных доказательств, чем красивые речи.

— У меня есть конкретные доказательства! — прогремел голос от двери, и вошел экс-претор Квинт Аррий.

Колени у Цицерона вдруг подкосились, он опустился на свое курульное кресло консула и с открытым ртом уставился на Аррия, взъерошенного с дороги, одетого для верховой езды.

Палата загудела, все воззрились на Катилину, который сидел среди друзей, ошеломленный.

— Поднимись на подиум, Квинт Аррий, и расскажи нам о случившемся.

— В Этрурии восстание, — просто сказал Аррий. — Я сам свидетель этому. Ветераны Суллы все ушли со своих земель и тренируют добровольцев — большей частью тех, кто потеряли дома или имущество в эти тяжелые времена. Я нашел их лагерь в нескольких милях от Фезул.

— Сколько людей вооружены, Аррий? — спросил Цезарь.

— Около двух тысяч.