Группа особого назначения - Михаил Нестеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вспомнила его десятилетним мальчишкой. Мишка прибежал из школы, перехватил бутерброд:
«Мам, где мои метрики?»
«Зачем тебе, сынок?»
«В секцию пойду записываться».
«В какую?»
«Бокс». — Мишка поднес кулаки к лицу. Уворачиваясь от воображаемого противника, мотнул головой.
«И охота тебе?»
«А что, мам? Буду сильным, как папа».
Мишкин отец был военным и погиб, когда сыну исполнилось восемь лет. Поменьше на год, чем этому светловолосому пареньку, который притих возле женщины и неотрывно смотрит на человека, спасшего его — беспризорника. Кто бы мог подумать?..
Нет, Мишка у нее всегда был сильным, главное, она научилась понимать сына. И снова представила его мальчишкой.
«Мам, есть хочу!»
Перекусит на скорую руку — и на улицу.
«Мам, пить хочу! Вынеси в коридор, разуваться неохота».
Она выносит в коридор банку воды. С Мишкой ватага пацанов, напьются — и снова во двор, играть в войну. Пить всегда приходили к Мишке — сам предлагал, жили Зенины на первом этаже.
— Мам... Дай воды.
— Сейчас, сынок. Может, соку выпьешь?
— Не хочу. Сок пусть Санька пьет. Я долго спал?
— Десять минут.
— Эх... Потянуться охота. — Михаил сморщился от боли. — Сил нет как потянуться охота. Санек, а ты чего такой грустный? Выше нос, дружище! Мы еще повоюем. Я тебя научу ножи метать. Ты не видел, как я ножи метаю?
Санька через силу улыбнулся и покачал головой.
— Э-э, — протянул Михаил, — много потерял. Я не хвалюсь, но многие говорят, что довольно прилично.
Зенин, бывший лейтенант особой бригады «Черные беркуты», не хвалился, он прилично метал все острое, вплоть до сапожных гвоздей.
— Ты как хочешь, сынок, — строго проговорила женщина, — но в следующий раз я скажу Николаю Александровичу, что тебя нет дома. Не отпущу никуда!
Уголки губ Михаила дернулись. Он с укоризной посмотрел на мать.
— Мам, мне ведь не только потянуться охота.
— А что еще?
— Засмеяться. Не смеши меня, мать, у меня ж спина болит. Два укола под лопатку засандалили.
Кавлис и Зенин стояли на некотором отдалении от плаца, где проходила строевая подготовка. Михаил с какой-то жадностью впитывал в себя атмосферу воинской части, не обращая внимания на кучку старослужащих, бросавших на него заинтересованные взгляды. Лишь раз, когда до его ушей донеслось слово «беркут» и собственная фамилия, не смог сдержать самодовольной улыбки.
Толкнув в бок Николая и кивнув на «дедов», тихо сказал:
— Однако знают нас. Лично мне приятно.
Кавлис улыбнулся. Он смотрел на маленький отряд, бодро марширующий по плацу, и невольно морщился, видя, как пара «салаг» идут не в ногу. Хотя старшина громко и четко отсчитывал:
— Раз... Раз... Левой... Левой... Отря-а-ад, стой!
Бум-бум! — грохнули, останавливаясь, сапоги.
И еще раз кто-то топнул.
Теперь поморщился и Зенин, и старшина.
Прапорщик Еремеев скомандовал: «Направо!» — и грозно оглядел шеренгу. Если бы не мороз, можно было подумать, что из ноздрей старшины, демонстрирующего выучку своих подопечных, вырывается дым.
— Та-ак, едри ее... — еле слышно прошептал он, поглядывая на гостей. Глаза старшины сердито смотрели на последнего в шеренге воспитанника. — Курсант Ремез!
— Я! — выкрикнул Санька, застыв под грозным взглядом, но кося глазом на Кавлиса и Зенина. На его груди не по уставу красовался знак «Черных беркутов».
— Выйти из строя!
И Санька, не посрамив гостей и капитана Танеева, шагнул правильно: с левой ноги.
Николай и Михаил переглянулись. Все повторяется в этой жизни. Вот и Ремез вернулся в строй.
