Впусти меня - Йон Айвиде Линдквист

Они стояли на коленях друг против друга.

Палка, торчавшая из глазницы Хокана, начала выскальзывать размеренными рывками с четкостью секундной стрелки, пока наконец не выпала и, пару раз перекатившись по полу, не замерла.

Из зиявшей дыры потоком слез полилась прозрачная жидкость.

Ни один из них не шевелился.

Жидкость из глаза Хокана продолжала капать на обнаженные ляжки Эли.

Вложив всю оставшуюся силу в правую руку, Эли сжал кулак. Когда плечо Хокана дернулось и тело снова потянулась к нему, чтобы продолжить начатое, правая рука Эли со всей силы ударила Хокана в грудь у самого сердца.

Ребра хрустнули, кожа на мгновение натянулась и лопнула.

Хокан наклонил голову, чтобы посмотреть на то, чего больше никогда не мог увидеть, а дрожащая рука Эли вошла в его грудную клетку и нащупала сердце. Холодный мягкий комок. Совершенно неподвижный.

Оно же мертвое. И все равно нужно…

Эли сжал сердце в кулаке. Оно мгновенно поддалось, лопнув, как дохлая медуза.

Хокан отреагировал так, как если бы на него вдруг села муха, — лишь поднял руку, чтобы отмахнуться от досаждавшего ему насекомого, но, прежде чем ему удалось схватить Эли за запястье, тот выдернул руку с болтающимися лоскутами сердца.

Бежать!

Эли попытался встать, но ноги не слушались. Хокан слепо шарил руками перед собой, пытаясь найти его. Эли лег на живот и пополз к выходу, царапая колени о бетонный пол. Хокан повернул голову на звук, выкинул вперед руки и ухватил его за платье, умудрившись оторвать рукав. Добравшись до дверного проема, Эли снова встал на колени.

Хокан поднялся на ноги.

Через несколько секунд он тоже окажется в дверях. Эли сосредоточился, пытаясь усилием воли заживить мышцы, чтобы можно было хоть как-то стоять на ногах, но, к тому времени как Хокан дошел до двери, Эли удалось лишь еле-еле подняться, опираясь о стену.

Неотесанные доски царапали кончики пальцев, оставляя занозы, пока он брел вдоль стены, хватаясь за них, чтобы не упасть. Теперь он точно знал: даже без сердца, слепой, Хокан будет преследовать его до тех пор, пока… пока…

Я должен его уничтожить. Должен уничтожить.

Черная полоса.

Черная вертикальная полоса прямо перед его глазами. Раньше ее здесь не было. Он тут же сообразил, что нужно делать.

— Э-э-э-э…

Пальцы Хокана обхватили дверной косяк, затем в коридор вывалилась его туша и принялась шарить руками в воздухе. Эли вжался спиной в стену, ожидая подходящего момента.

Хокан сделал пару неуверенных шагов и застыл прямо напротив Эли. Прислушиваясь, принюхиваясь.

Эли наклонился, выставив руки вперед на уровне плеч Хокана. Затем, оттолкнувшись от стены, бросился на него, пытаясь сбить с ног.

Ему это удалось.

Хокан пошатнулся, сделав шаг в сторону, и отлетел ко входу в бомбоубежище. Зазор, показавшийся Эли черной полосой, расширился, дверь распахнулась вовнутрь, и Хокан рухнул в темноту, продолжая шарить перед собой, в то время как Эли упал плашмя на пол, успев смягчить падение руками, подполз к двери, ухватился за нижнее колесо и задраил вход. Затем он дополз до склада, взял палку и вставил ее в поворотный механизм, чтобы его нельзя было открыть изнутри.

Сосредоточив всю свою энергию на заживлении ран, Эли пополз к выходу. Красный шлейф крови, капавшей из уха, тянулся за ним от самого бомбоубежища. К тому времени как он дополз до входной двери, раны его зажили достаточно, чтобы он смог подняться на ноги. Он открыл дверь и на непослушных ногах зашагал вверх по лестнице.

Покой, покой, покой.

Он открыл дверь и вышел из подъезда, освещенного тусклым светом фонаря. Он был измучен, унижен, а на горизонте занимался восход.

Покой, покой, покой.

Но сначала нужно было уничтожить Хокана, и существовал лишь один известный ему способ. Огонь. Спотыкаясь, он вышел во двор и направился туда, где можно было его раздобыть.

* * *

7.34, утро понедельника, Блакеберг.

В универсаме «ИКА» на улице Арвида Мерне срабатывает сигнализация. Одиннадцать минут спустя на место прибывает наряд полиции и обнаруживает разбитую витрину. Владелец магазина, проживающий поблизости, также присутствует на месте происшествия. Он сообщает, что видел из окна убегающего человека с темными волосами, возможно ребенка. Полиция обыскивает помещение, но установить, что похищено, не удается.

7.36 — восход солнца.

* * *

Больничные жалюзи оказались гораздо надежнее, плотнее ее собственных. Лишь в одном месте полоски прогнулись и пропускали тонкий луч утреннего солнца, вычерчивавшего пыльно-серый клин на темном потолке.

Виржиния неподвижно лежала, вытянувшись на постели, и смотрела на серую полоску, подрагивавшую от каждого порыва ветра, сотрясавшего оконную раму. Мягкий отраженный свет. Лишь легкое раздражение, песчинка в глазу.

Лакке шмыгнул носом и зашуршал простынями в соседней кровати. Они долго лежали без сна, разговаривали. Вспоминали прошлое. Ближе к четырем утра Лакке все же заснул, держа ее за руку.

Она высвободила ладонь, лишь когда час спустя к ней зашла медсестра, чтобы померить давление и, довольная результатом, покинула палату, искоса бросив умиленный взгляд на Лакке. Виржиния слышала, как он уговаривал их позволить ему остаться, какие приводил доводы. Вот она небось и растрогалась.

Теперь Виржиния лежала, сцепив руки на груди, борясь с позывами тела отключиться. Сказать «заснуть» было бы неверно. Как только она переставала думать о дыхании, оно тут же прекращалось. Но ей нужно было оставаться в бодрствующем состоянии.

Она надеялась, что медсестра придет до того, как Лакке проснется. Да. Было бы лучше, если бы он проснулся, когда все это останется позади.

* * *

Солнце нагнало Эли у арки. Раскаленные щипцы впились в его разорванное ухо. Он инстинктивно отпрянул в тень, прижимая к груди три бутыли денатурата, словно защищая их от солнечного света.

Десять шагов до его подъезда. Двадцать — до подъезда Оскара. Тридцать — до подъезда Томми.

Я не могу.

Нет. Будь он здоровым и сильным, — может, он бы и попробовал добраться до Оскара сквозь завесу света, с каждой секундой набиравшего силу. Но не до Томми. И не сейчас.

Десять шагов. Потом в подъезд. Большие окна на лестничной клетке. А если я споткнусь… Если солнце…

Эли побежал.

Солнце голодным львом набросилось на него, вцепилось зубами в спину. Эли чуть было не потерял равновесие от этой яростной безумной силы. Сама природа плевала ему в лицо, оскорбленная его вторжением, тем, что он посмел хоть на мгновение явиться на свет.