Фатальная ошибка - Джон Катценбах

Хоуп и Скотт слушали Салли как завороженные. Она же ерзала на стуле и раскачивалась, словно каждое произнесенное слово причиняло ей боль. Лишь замолчав, она замерла в полной неподвижности.

— Какого? — спросила Хоуп.

— Эшли будет в безопасности.

Все опять замолчали.

Салли, вздохнув, добавила чуть ли не шепотом:

— Но это зависит от одного существенного условия.

— Какого условия? — спросил Скотт.

— Нельзя, чтобы на нас пало подозрение.

* * *

Спустилась ночь. Мы расположились в садовых креслах в ее маленьком дворике, вымощенном каменными плитами. Жесткие сиденья, жесткие мысли. Меня распирали вопросы; как никогда, хотелось увидеться с кем-нибудь из главных действующих лиц этой истории или, по крайней мере, с человеком, который мог бы подробно рассказать о том моменте, когда они превратились из жертв в участников сговора. Но она была до невозможности упряма. Не поддаваясь на уговоры, она задумчиво смотрела во влажную летнюю тьму.

— Удивительно, на что только не пойдет человек, если загнать его в угол, — сказала она.

— Ну, если за спиной прочная стена… — отозвался я.

Она безрадостно рассмеялась:

— Но в том-то и дело. Они думали, что за спиной у них эта пресловутая стена. Но разве можно быть в этом уверенным?

— Их страхи были вполне оправданны. О’Коннел представлял несомненную угрозу. Просто они ничего не знали наверняка. И в этой туманной обстановке воспользовались обстоятельствами.

— У вас все это выглядит так просто и убедительно, — улыбнулась она. — А попробуйте взглянуть на это с другой стороны.

— С какой?

— Со стороны правоохранительных органов. Перед вами влюбленный молодой человек, неотрывно следующий за девушкой своей мечты. Такое бывает сплошь да рядом. Мы-то с вами знаем, что это была нездоровая одержимость, но как полиция может это доказать? Ведь наверняка Майкл О’Коннел надежно упрятал следы своего вмешательства в их жизнь с помощью компьютера. А что делали они? Пытались подкупить его. Угрожали. Наняли человека, чтобы тот избил его. Поставьте себя на место полицейского. Кто, с его точки зрения, подлежит преследованию по закону в первую очередь? Я думаю, Скотт, Салли и даже Хоуп. Они лгали, были двуличными. Даже Эшли нарушила закон, приобретая револьвер. А в довершение всего они вступили в преступный сговор с целью убийства. Убийства невинного человека. Возможно, с психологической или моральной точки зрения он был не совсем невинным, но официально… Мало того, они хотели устроить так, чтобы на них даже подозрение не пало. Могли ли они претендовать на то, что их позиция этически оправдана?

Я ничего не ответил ей. Мне страшно хотелось узнать, как им удалось совершить задуманное.

— Вы помните, кто говорил им, что одно дело — сказать что-то и совсем другое — совершить? Кто говорил, как трудно нажать на курок?

— Да, — улыбнулся я. — О’Коннел.

Она горько рассмеялась:

— Правильно. И сказал он это самой многоопытной из них, той, у которой почти вся жизнь была позади и которая меньше всех рисковала бы, разрядив в него дробовик. И в этот критический момент она спасовала. — Она помолчала, уставившись в темноту. — Но нашелся другой человек, которому хватило храбрости.

Молчание нарушила Салли:

— Прежде всего необходимо четко распределить обязанности. Надо составить план действий и строго придерживаться его.

Она с удивлением слушала то, что сама говорила — холодно и расчетливо. Ей казалось, что слова произносит кто-то другой, посторонний. Ни один из них совершенно не подходит на роль убийцы, думала Салли. Она глубоко сомневалась, что им удастся осуществить то, что она предлагала.

— Я в этом полный профан, — заявила Хоуп. — Меня даже никогда не штрафовали за превышение скорости. Я не читаю триллеров и детективных романов. Единственное, что я прочла когда-то студенткой, — это «Преступление и наказание» и «Обыкновенное убийство».[34]

Скотт усмехнулся:

— Великолепно! В первой из книг убийцу доводит чуть ли не до сумасшествия чувство вины и он в конце концов сознается, а во второй преступники невежественны и бестолковы, их ловят и казнят. Вряд ли эти книги подойдут нам в качестве руководства.

«Забавно, — подумал Скотт, — только вот никто не смеется».

— Знаете что, — сказала Салли, махнув рукой, — давайте забудем об этом. Никакие мы не убийцы и зря вообще завели об этом речь.

Двое других растерянно молчали. Первым заговорил Скотт:

— Иначе говоря, давайте ждать, пока что-нибудь не случится, и надеяться, что все как-нибудь обойдется?

— Нет. Или да. Не знаю. — Салли вдруг охватила полнейшая неуверенность. — Возможно, мы недооцениваем законные способы защиты. Может быть, лучше все-таки добиться запретительного приказа. Иногда это действует очень эффективно.

— Но это же ничего не решает, — возразил Скотт. — И по-прежнему оставляет нас, и в первую очередь Эшли, в состоянии перманентного страха. Так жить невозможно… Допустим, это заставит О’Коннела на время прекратить преследование. Где гарантия, что он не возьмется за свое вновь? Мы будем ежедневно ожидать этого. Нет, это не решение проблемы, это иллюзия безопасности! И даже если опасность действительно исчезнет, как мы об этом узнаем? Мы не можем быть уверены ни в чем.

— Скотт, — вздохнула Салли, — ты очень убедительно доказываешь то, что и так всем понятно. Лучше скажи, ты можешь нажать на курок и убить человека?

— Да! — выпалил он.

— Слишком быстрый ответ, продиктованный чувством, а не рассудком. А ты, Хоуп, можешь убить кого-нибудь, чтобы защитить Эшли, или в последний момент тебе придет в голову мысль: «Что я делаю? Она даже не моя дочь!»

— Не придет мне такое в голову! — возмутилась Хоуп.

— Это опять же спонтанный, необдуманный ответ.

Скотт почувствовал приступ раздражения:

— А ты, адвокат дьявола, ты сможешь это сделать?

Салли нахмурилась:

— Да. А может быть, нет. Я ни в чем не уверена.

Скотт откинулся на стуле:

— Скажи мне вот что. Ты помнишь, когда Эшли болела еще совсем маленькой, а ты, наверное, молилась о том, чтобы она выздоровела и чтобы вместо нее заболела ты сама?