Именинница - Пенелопа Дуглас

А я даже не признался в них. Она не знает, что я люблю ее.

Никогда не думал, что скажу это, но Крамер прав. Я любил бы ее всей душой. Она стала бы смыслом моей жизни. И я пошел бы на все, чтобы наполнять счастьем каждый ее день.

Но я все испортил.

Оглядевшись по сторонам, замечаю на прикроватном столике банку с надписью «Мечты», протягиваю руку и беру ее. Внутри находится несколько десятков маленьких записочек разных цветов, свернутых и перевязанных золотой лентой.

Сердце бьется в ушах. Мне не хочется вторгаться в ее личную жизнь, но я не в силах сдержать любопытство. Мне нужно удостовериться, что ее мечты не связаны со мной или с тем, что я могу ей дать. Ее разум может быть затуманен любовью, но, думаю, здесь она написала правду.

Открутив крышку, высыпаю записки на кровать и хватаюсь за одну из них. Лента легко соскальзывает со свернутой бумаги, а мой желудок сжимается, пока я разворачиваю ее.

«Придумать свою собственную рождественскую традицию».

Я улыбаюсь. Как же это похоже на Джордан. У нее хорошее воображение, и мне бы хотелось узнать, что она придумает.

Положив листок на столик, беру следующую записку и разворачиваю ее.

«Прокатиться на кабриолете с опущенной крышей под дождем».

Да, я с легкостью могу представить, как она подбивает меня на подобную поездку, пытаясь заставить повеселиться.

Улыбаюсь и вытягиваю следующую записку, чувствуя, как в горле все пересыхает от страха увидеть в ней то, что может мне не понравиться. Вены яростно пульсируют на шее, пока разворачиваю ее.

«Обустроить у себя в доме библиотеку со встроенными книжными полками, удобным диванчиком и уютными пледами. А за окном обязательно должно быть дерево».

Нахмурив брови, роняю записку и тут же беру следующую.

«Уговорить Пайка провести в кровати дождливый день за просмотром фильмов».

Девочка моя, если мы останемся в кровати на весь день, то вряд ли посмотрим много фильмов.

Разворачиваю еще один листок.

«Полетать на воздушном шаре».

Мое дыхание учащается, пока читаю записки одну за другой.

«Завести собаку».

«Узнать рецепт домашнего пива и обязательно попробовать его сделать».

«Отвезти детей на озеро летом».

«Повесить во дворе моего будущего дома бельевую веревку. Сейчас их ни у кого нет!»

Я моргаю. Я ведь только что повесил бельевую веревку. Теперь она у нее есть.

Я вновь беру записку.

«Пробежать марафон».

«Хранить в багажнике одеяло для спонтанных пикников».

«Посмотреть парад».

«Узнать, как готовят чили».

«Покататься на квадроцикле».

«Поплавать в океане».

«Загрузить пикап Пайка одеялами и подушками и отправиться любоваться звездами».

Я продолжаю читать записки, пока наконец меня не захлестывают эмоции.

– Черт, – отодвинув их, выдыхаю я.

Глаза щиплет от слез.

Я мог бы дать ей все это. Каждую из этих мелочей – ее мечты и жизнь, которую она хочет, – я могу дать ей это.

О чем я думал? Почему считал, что она хочет богатства, власти и славы? Почему забыл то, что она сказала в один из первых своих вечеров здесь?

Мне плевать, какой будет свадьба. Я просто хочу жить.

Она хочет дом. Хочет любить и быть любимой.

Хотела, чтобы я нуждался в ней. Вот и все ее желания.

Слезы, которым я не позволяю пролиться, жгут мне глаза.

– Какого хрена я натворил?

Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, прежде чем взяться за ручку двери в бар «Земляне». Я пытался дозвониться до Кэм и даже вновь отправился в «Крюк», но не нашел ее там. Так что осталась лишь Шел. Не сомневаюсь, что приход сюда – лишь пустая трата времени: женщина ненавидит меня с нашей первой встречи, – но мной движет отчаяние. Распахнув дверь, захожу внутрь, и меня тут же окружают громкая музыка и запах жареной еды. Шел стоит за барной стойкой, у которой сидят всего три посетителя. Оглядываюсь вокруг и вижу, что занято лишь несколько столиков. Видимо, в этот понедельник выдался очень тихий вечер.

Опустив голову, собираюсь с силами, затем подхожу к барной стойке.

Шел тут же замечает меня, судя по тому, что она перестает натирать стаканы, а ее спина напрягается.

– Кэм, можешь обслужить этого парня? – кричит она.

Я бросаю взгляд в другой конец барной стойки и вижу сестру Джордан, склонившуюся над столешницей.

Должно быть, она отрабатывает здесь смены Джордан, пока ее нет. Подперев подбородок рукой, она болтает с одним из посетителей, но, как только наши глаза встречаются, тут же выпрямляется, а ее улыбка исчезает.

Шел разворачивается, чтобы уйти.

– Подожди, – прошу я, останавливая ее. – Я не останусь.

– Это хорошо.

– Я просто…

– Я не стану говорить тебе, где Джордан, – перебивает она.

Краем глаза вижу, что Кэм наблюдает за нами, поэтому делаю еще один вдох и расправляю плечи.

– Мне просто нужно знать, что с ней все в порядке.

– У нее все отлично, – отвечает Шел. – И будет еще лучше, если она будет держаться подальше от тебя и этого города.

Я подхожу ближе и понижаю голос.

– Мне нужно ее увидеть, пожалуйста.

– Ты сам ее потерял.

Ее глаза скрыты за длинной черной челкой, но в них прекрасно видно ненависть ко мне.

Я не хочу докучать Джордан. Она уехала из города и даже не подумала связаться со мной, так что, судя по всему, я поступил правильно. У нее все хорошо, и она будет счастлива.

Но только не я. Потому что не знаю, как можно вставать с постели, ходить, разговаривать, работать и есть, если твое сердце вырвано из груди. Ведь Джордан забрала его с собой, когда уходила. У меня и так было немного радостей в жизни, но с ее уходом их не осталось совсем. И теперь я чертовски несчастен.

– Пожалуйста, скажи ей… – я замолкаю, но все же признаюсь в том, о чем раньше даже боялся подумать, – скажи ей, что я люблю ее.

Шел ничего не говорит в ответ, а у меня даже нет сил, чтобы посмотреть ей в глаза и прочитать в них то, что знаю сам. Я облажался.

Развернувшись, я уже собираюсь уходить, когда к нам подходит Кэм.

– Прошло два месяца, – говорит она Шел. – А он выглядит все так же дерьмово.

– Это не проблемы Джордан.