Юность - Карл Уве Кнаусгорд

От этой внезапной догадки в голове загудело. Ох, вот я дурак! Ну разве можно быть таким тупым? Отправить ученика домой — наказание серьезное, ему придется объясняться, а родители не поверят, что это учитель виноват. А ведь так оно и есть.

Кай Руал мне нравился.

А он влюблен, только и всего!

Но было слишком поздно, ничего исправить было нельзя.

Я вернулся в учительскую, взял со стола газету, уселся и стал читать. В коротком коридоре открылась дверь. Оттуда вышел Ричард. Он посмотрел на меня.

— Карл Уве, — он поманил меня рукой, — можно тебя на пару слов?

— Конечно, — я поднялся.

— Пойдем ко мне в кабинет, — предложил он.

Я молча двинулся следом за ним. В кабинете он прикрыл дверь и повернулся ко мне.

— Мать Кая Руала звонила, — начал он. — Она говорит, что его отправили домой. Что произошло?

— Он отказался выполнять мою просьбу, — ответил я. — Мы поругались. Он назвал меня моржовым хреном, а я на это велел ему убираться. Моему терпению имеются пределы.

Ричард испытующе глядел на меня, а после уселся на большой письменный стол.

— Выгнать ученика с урока — мера серьезная, — сказал он. — У нас это самое тяжелое наказание. Чтобы заслужить его, нужно сильно провиниться. Но это тебе известно. А Кай Руал парень неплохой. Согласен?

— Да, разумеется, — согласился я. — Но дело не в этом.

— Погоди. Это Северная Норвегия. Здесь люди проще, чем на юге. Мы, например, не так болезненно реагируем на ругательства. То, что он тебя так обозвал, конечно, плохо, и тем не менее все не так скверно, как тебе, похоже, кажется. У мальчишки просто темперамент такой. Ведь за это не наказывают?

— Я не готов мириться с тем, что ученик обзывает меня моржовым хреном, — возразил я. — Где бы это ни происходило.

— Конечно, конечно, — закивал он, — оно и понятно. Но конфликты можно и иначе улаживать. Немного уступить, немного надавить. Выгонять ученика — крайняя мера. У меня такое чувство, будто ситуация сложилась не настолько критическая. Я неправ?

Я не ответил.

— Карл Уве, ты работаешь учителем совсем недолго, — сказал он. — И даже самые опытные то и дело ошибаются. Но в следующий раз, если не сможешь справиться с ситуацией самостоятельно, зови меня. Или приведи ученика ко мне.

In your dreams[52].

— Если такое вновь произойдет, я подумаю, — пообещал я.

— Произойдет обязательно, — сказал он. — А теперь надо разобраться с тем, что случилось. Позвони матери Кая Руала и объясни, почему ты его выгнал.

— А нельзя просто завтра передать с ним записку? — спросил я.

— Она звонила и очень переживала. Поэтому, думаю, лучше с ней поговорить.

— Ладно, — согласился я, — поговорю.

Он показал на серый телефон на столе.

— Можешь позвонить отсюда, — сказал он.

— Скоро начнется урок. Позвоню на следующей перемене.

— Давай я за тебя урок начну. У тебя сейчас кто?

— Пятый, шестой и седьмой.

Ричард кивнул, поднялся и встал рядом со столом.

Он что, собирается стоять рядом и слушать наш разговор?

Откуда вдруг эти диктаторские замашки?

Я открыл телефонную книгу, нашел номер и посмотрел на Ричарда, но тот и бровью не повел.

Вот сукин сын.

Я набрал номер.

— Алло? — раздался в трубке женский голос.

— Алло, добрый день. Это Карл Уве Кнаусгор, классный руководитель Кая Руала.

— А-а, здравствуйте, — сказала она.

— У нас с Каем Руалом сегодня возник конфликт. Он отказался выполнять мою просьбу и обозвал меня… прямо в лицо меня обозвал. Поэтому я отправил его домой.

— И правильно сделали, — сказала она, — Кай Руал иногда совсем неуправляемый.

— Да, бывает, — согласился я, — но он хороший мальчик. Это все не очень серьезно и никаких последствий для него иметь не будет. Но он должен извлечь урок. Завтра пускай приходит как обычно. Договорились?

— Да. Спасибо, что позвонили.

— Вам спасибо. До свиданья.

— До свиданья, ага.

Едва я положил трубку, как прозвенел звонок. Ричард кивнул мне, я молча вышел из его кабинета и пошел в класс, где у меня начиналась математика с пятым, шестым и седьмым классами. С математикой у меня обстояло хуже всего, сказать по этому предмету мне было нечего, заинтересовать учеников я не мог, в итоге они просто делали упражнения из задачника и некоторые примеры иногда решали на доске. Ученики это знали и, возможно, поэтому в начале урока особенно старались тянуть время и отвлекали меня.

— А кому вы звонили? — спросила Вивиан, когда они расселись за парты.

— Откуда ты знаешь, что я кому-то звонил? — спросил я.

— В окно видели, — ответила за нее Андреа. — Вы из директорского кабинета звонили.

— Вы домой Каю Руалу звонили? — спросила Хильдегюнн.

— Он сегодня вернется? — спросила Вивиан.

— Кому я звоню, вас совершенно не касается, — сказал я. — А если вы не уйметесь, я позвоню вашим родителям.

— Так они на работе! — сказала Вивиан.

— Вивиан! — строго проговорил я.

— Что?

— Уймись. Все, начинаем! Тебя тоже касается, Йорн.

Сидя за партой, Андреа вытянула ноги и потерла одну о другую. Она водила карандашом по строчкам в книге, вчитываясь в пример. Ливе обернулась — она всегда так делала, когда не знала решения, но не хотела этого показывать. Я глядел, как Йорн, высунув от усердия кончик языка, быстро записывал расчеты. Ливе посмотрела на меня и подняла руку.

Я склонился над ее партой.

— Не получается, — сказала она, — вот этот пример.

Она ткнула карандашом в пример. Глаза за стеклами очков бегали. Я объяснил, она вздохнула и, как обычно, демонстративно хныкнула, чтобы подружки не восприняли ее несообразительность всерьез.

— Понятно? — спросил я.

— Да, — она кивнула и махнула рукой, чтобы я отошел.

— Учитель, — хихикнула Вивиан. — Учитель, у меня не получается!

Я склонился перед ней и словно в пустоту заглянул. Лицо ее было безразличным и пустым, и глаза тоже были безразличными и пустыми. Ее податливость казалась почти неприятной.

— И что тут непонятного? — спросил я. — Ты же уже пятнадцать штук таких решила!

Она пожала плечами.

— Давай, попробуй еще разок, — сказал я. — Посмотри на остальные примеры. Если опять будет трудно, я тебе помогу. Ладно?