Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем - Фил Найт

Разумеется, то, что мы хотели увидеть, — это фабрики. Наши агенты-кураторы неохотно согласились их показать. Они повезли нас в города, расположенные далеко от Пекина, где перед нами возникли огромные и устрашающие промышленные комплексы, небольшие метрополии, состоящие из фабрик, одна другой старше. Старые, ржавые, рассыпающиеся, по сравнению с этими фабриками фабричные руины Хэйеса в Сако были примером современного технического уровня.

Помимо всего прочего, они были грязными. Ботинок скатывался с конвейера заляпанным и исполосованным грязью, и ничего поделать с этим было нельзя. Понятия о всеобъемлющей чистоте не существовало, как не существовало и контроля за качеством. Когда мы указывали на ботинок с дефектами, заводские чиновники-управленцы пожимали плечами и говорили: «Функционально — в отличном состоянии».

Забудьте об эстетике. Китайцы не понимали, почему нейлон или парусина в паре обуви должны быть одного оттенка на левом и правом ботинке. Обычным было видеть, что левая туфля была светло-голубой, а правая — темно-синей.

Мы встретились с десятками заводских начальников, местных политиков и отобранных для наших встреч деятелей высокого уровня. В нашу честь звучали тосты, нами восхищались, нами интересовались, за нами наблюдали, с нами общались и почти всегда тепло принимали. Мы съели несколько фунтов морского ежа и жареной утки, а во время многих остановок нас потчевали тысячелетними куриными яйцами. И я мог ощутить на вкус каждый год из прошедшего тысячелетия.

Нас, разумеется, много раз угощали водкой маотай. После своих многочисленных поездок на Тайвань я был подготовлен. Моя печень прошла закалку. К чему я не был подготовлен, так это к тому, насколько маотай понравится Хэйесу. С каждым глотком он причмокивал и просил добавки.

Ближе к концу нашего визита мы совершили девятнадцатичасовую поездку на поезде в Шанхай. Мы могли бы и полететь, но я настоял на поезде. Я хотел увидеть, проникнуться видами сельской местности. Не прошло и часа нашего путешествия, как мои попутчики уже проклинали меня. День был таким жарким, что пот с нас лил в три ручья, но в поезде не было кондиционеров.

В самом углу вагона нашего поезда работал старый вентилятор, и его лопатки едва разгоняли нагретую пыль вокруг. Для того чтобы почувствовать себя свежее, пассажиры-китайцы не придумали ничего лучше, как обнажиться вплоть до нижнего белья, и Хэйес со Штрассером посчитали, что это дало им право поступить так же. Если я доживу до своего двухсотлетия, я все равно не забуду вид этих левиафанов, прогуливающихся вдоль вагона в своих футболках и кальсонах. Не забудут этого зрелища и китайцы с китаянками, которым пришлось ехать с нами в одном поезде.

Перед тем как покинуть Китай, нам предстояло выполнить одно или два поручения в Шанхае. Первое касалось того, чтобы заключить сделку с китайской федерацией легкой атлетики (такой организации в КНР не было и нет, есть Легкоатлетическая ассоциация Китая. — Прим. пер.). Это означало, что нам надо было заключить соглашение с Министерством спорта КНР (такой организации в КНР не было и нет, есть Государственное управление по делам физкультуры и спорта. — Прим. пер.). В отличие от западного мира, в котором каждый спортсмен заключает свои индивидуальные спонсорские контракты на рекламу товаров и услуг, Китай как государство вел переговоры о подписании таких контрактов от имени всех спортсменов. Поэтому я со Штрассером провел встречу с министерским представителем в старом здании шанхайской школы, в классе с семидесятипятилетней мебелью и огромным портретом председателя Мао. В течение первых нескольких минут представитель прочитал нам лекцию о красотах коммунизма. Он подчеркивал, что китайцам приятно делать бизнес с «единомышленниками». Я со Штрассером переглянулся. Единомышленниками? Да на каком основании? Затем лекция резко оборвалась. Представитель наклонился вперед и тихим голосом, поразившим меня как некая китайская имитация спортивного «суперагента» Ли Стейнберга, спросил: «А сколько твоя предлагает?» (Фил Найт проводит аналогию с Ли Стейнбергом, который якобы прославился фразой «Покажите мне деньги!». На самом деле спортивный агент Стейнберг никогда этого не говорил. Режиссер фильма «Джерри Магуайр» Кэмерон Кроу, рассказавший о порядках, царящих в американском профессиональном спорте, срисовал портрет главного героя со Стейнберга и вложил в его уста ставшую за последние 20 лет расхожей фразу. В Америке по сей день убеждены, что ее произнес именно Стейнберг, хотя тот регулярно это опровергает. Не избежал этого заблуждения и Фил Найт. — Прим. пер.)

Через два часа мы имели готовый контракт. Четыре года спустя, в Лос-Анджелесе, впервые почти за два прошедших поколения, китайская легкоатлетическая команда вышла на олимпийский стадион в американской обуви и американских тренировочных костюмах.

В кроссовках и тренировочных костюмах «Найк».

Наша последняя встреча прошла в Министерстве внешней торговли. Как и во время прошлых встреч, было сказано несколько длинных речей, в основном чиновниками. Первый раунд речей поверг Хэйеса в скуку. К третьему раунду он был близок к самоубийству. Он начал играть с ниточками, торчащими по переднему шву своей сорочки. Они стали его неожиданно раздражать. Он достал зажигалку. В тот момент, когда заместитель министра внешней торговли превозносил нас как достойных партнеров, он замолчал и, подняв глаза, увидел, что Хэйес поджег себя. Хэйес лупил ладонями по пламени, и ему удалось его сбить, но только после того, как он сорвал выступление, а самого выступающего лишил жизненной энергии.

Это происшествие ни на что не повлияло.

Перед самой посадкой на рейс, чтобы лететь домой, мы подписали контракты с двумя китайскими фабриками и официально стали первыми американскими обувщиками за последние двадцать пять лет, которым было разрешено заниматься бизнесом в Китае.

Назвать это «бизнесом», пожалуй, было бы неверно. Наверное, было бы неправильно навешивать на все эти беспокойные дни и бессонные ночи, на все эти великолепные триумфы и отчаянные схватки банальный и безликий ярлык: бизнес. То, чем мы занимались, ощущалось как нечто гораздо большее. Каждый новый день приносил с собой пятьдесят новых проблем, пятьдесят жестких решений, которые необходимо было принять немедленно, и мы всегда остро чувствовали, что одного поспешного шага, одного неверного решения могло бы хватить для того, чтобы положить всему конец. Допустимый предел погрешности все время уменьшался, тогда как ставки все время увеличивались — и ни один из нас не поколебался в вере в то, что «ставки» не означают «деньги». Для некоторых, как я понимаю, бизнес — это всепоглощающая погоня за прибылью, и точка. Жирная точка. Но для нас бизнес — это нечто большее, чем просто средство для того, чтобы делать деньги, как и человеческий организм существует не только для того, чтобы вырабатывать кровь. Да, человеческому организму требуется кровь. Он должен вырабатывать красные и белые кровяные тельца и тромбоциты и распределять их равномерно, плавно там, где необходимо, и в нужное время, иначе будут неприятности. Но такая каждодневная деятельность человеческого организма не является нашей главной целью, как человеческих существ. Это базовый процесс, который способствует тому, чтобы мы могли достигать наши более высокие цели, и жизнь всегда стремится выйти за пределы базовых процессов — и в какой-то момент в конце 1970-х гг. я тоже стремился к этому. Я пересмотрел определение того, что такое победа, расширил это понятие, выведя его за узкие первоначальные рамки понятия «не проигрывать», «всего лишь оставаться в живых». Этого было недостаточно для того, чтобы устойчиво поддерживать мою жизнь или существование моей компании. Мы хотели, как все великие компании, создавать, делать вклад, и мы посмели сказать это вслух. Когда ты создаешь что-то, когда ты улучшаешь что-то, когда ты достигаешь чего-то, когда ты привносишь что-то дополнительное, вещь или услугу, в жизнь чужих людей, делая их счастливее или здоровее, а их существование безопаснее, лучше, при этом добиваясь всего этого решительно, эффективно, по-умному, так, как все должно делаться, но редко делается, — ты в более полной мере участвуешь во всей великой человеческой драме. Ты не просто остаешься живым, ты помогаешь другим жить более полной жизнью, и если это и есть бизнес, то хорошо, можете называть меня бизнесменом.