Живые в Эпоху мертвых. Старик - Александр Иванин

Тен Михаил Шинович ехал во второй машине в голове колонны. В ста метрах впереди шли два дозорных автомобиля. День клонился к вечеру. Кровавое солнце опускалось за темный мрачный горизонт, окрасив в зловещие багровые тона далекого пожара вечернее небо. Он откинул спинку заднего сиденья и блаженствовал, проминаемый роликами встроенного в сиденье массажера. Ощущение действительно было до одури приятным. По левую руку от него дремал Бао. До этого он сосредоточенно разбирал и собирал два иностранных пистолета, цокая языком и слегка кивая в такт своим мыслям, а сейчас едва слышно сопел, сомкнув опухшие веки. Миша знал, куда едет. Они ехали в сторону Урала, где должны были найти большую группу соотечественников Бао, трудившихся на строительстве еще одного завода.

И все-таки Миша был любимцем судьбы. Он смог победить в этой борьбе за будущее. Он будет великим завоевателем, ведущим за собой легионы верных ему людей. Одно упоминание его имени будет приводить врагов в трепет. С этими приятными мыслями Миша плавно погрузился в глубокий сон. У него ничего не болело, он не ощущал усталости или боли от ушибов и глубоких царапин. Он никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо. Его путеводная звезда сияла ярко как никогда.

Сердце Миши Тена свело мощным спазмом примерно через тридцать минут. Он умер тихо, во сне. А примерно через десять минут открыл мертвые глаза. Бао спал, удобно устроившись на широком подлокотнике между сиденьями. На жилистой шее мерно пульсировала сонная артерия. Боевые инстинкты старого солдата не сработали. Миша Тен впился зубами в открытый участок шеи. Перегородка, отделяющая заднюю часть салона от мест водителя и охранника, с педантичной немецкой надежностью исполнила свое предназначение. В передней части салона никто ничего не заметил и не услышал.

Тен Бао Шин пытался выстрелить в навалившегося на него зомби, но любовь к оружию сыграла с ним злую шутку. Шедевр забугорных оружейников был без предохранителя. Бао нажал спуск в то время, когда зацепился рукояткой за отворот пиджака, вытаскивая ствол из наплечной кобуры. Пуля прошла сквозь шею и развалилась на куски, пробив основание черепа. Мозг корейца мгновенно превратился в кровавую кашу.

Нежданно-негаданно пришла Эпоха мертвых, поглотив сразу и без остатка весь окружающий мир. Теперь все стало по-другому. В новой жизни люди устраивались кто как мог, в меру своих сил, средств и способностей. Прежние связи были безвозвратно разрушены, старые знакомства уже практически не котировались, а о деньгах можно было совершенно забыть. У старика отложилась в памяти картинка разметаемых ветром полусгоревших банковских билетов американской резервной системы. В старом уродливом бетонном модуле автобусной остановки кто-то останавливался на ночь и жег американские деньги, чтобы согреться. Этот бумажный показатель статуса прошлой жизни теперь занял свое достойное место, служа человеку в своем истинном природном качестве. Причем служил плохо. Топливо из долларов было просто отвратительным. Горели плохо, чадили, с сильной химической вонью.

В новой реальности произошла полная переоценка окружающего материального мира.

Люди начинали писать историю с белого листа сразу начисто — без черновиков, но не с нуля, а на осколках безвозвратно выброшенной прежней эпохи. Можно сколько угодно говорить о том, что каждый сам кузнец своего счастья и человек должен быть сильнее обстоятельств, но жизнь диктует свои правила, которые расходятся с лицемерной демагогией. Многие истории успеха великих людей — это не более чем миф и вымысел.

Что ждет наивное человечество в условиях глобальной катастрофы?

Люди за считаные дни, даже часы потеряли не просто имущество или деньги, они потеряли всю прежнюю жизнь. Здесь можно провести некорректную параллель с первой половиной девяностых, когда люди в новых условиях терялись и стремительно катились вниз не потому, что они плохие, тупые или ленивые, а потому что по прихоти властей и всеобщей финансовой конъюнктуры оказались лишними в новых условиях. Большая часть населения стала заложниками чужой игры. Хуже всего оказалось тем, кто стал ждать помощи от властей и государства.

Когда перестали финансировать громадные предприятия, институты и больницы, на грани нищеты, а порой и в полной нищете оказались врачи, учителя и высококвалифицированные специалисты. Зато всплыла на самую верхушку всякая мразь и человеческая пена, которая стала разворовывать беспомощную страну, называя себя людьми новой формации. Опять же сколько таких нуворишей обанкротилось и скатилось вновь на дно жизни, если остались живы. Еще можно вспомнить тех персонажей, которые тогда всплыли к вершинам власти, но не хотелось бы думать, что эти люди — эталон, на который нужно обязательно равняться, хотя именно они тогда сориентировались и смогли подняться.

В новую Эпоху мертвых люди, так же как и вещи, проходили свой отбор и переосмысление. Были те, кто мог быстро освоиться и найти свое место в новом мире. Никто уже не испытывал иллюзий относительно помощи со стороны. Люди организовывались самостоятельно. Конечно, глупо было считать, что у всех имелись одинаковые стартовые условия. В самом лучшем положении были те, кто сидел на ресурсах, особо ценных в новом мире: оружие и боеприпасы, продукты питания, топливо. В хорошем положении оказались военные — они априори попали в топовую часть населения. Неплохо устроились сильные и дерзкие, которые силой оружия могли взять себе блага исчезающей цивилизации. Эту новую касту можно было условно разделить на некриминальную — тех, кто с риском для жизни отвоевывал блага у мертвых, полукриминальную — тех, кто вместе с мародерством не гнушался обирать других людей, — и криминально-паразитическую — тех, кто грабил, убивал и облагал данью выживших.

Второй кастой, как и следовало предполагать, стала каста торговцев, которых можно было разделить на лавочников — тех, кто содержал свои лавки и магазины, и перекупщиков — тех, кто ходил караванами между выжившими поселениями и анклавами, меняя товары.

Была каста производственников — делить их на типы было делом неблагодарным, так как производств было слишком много и они были несхожими. Условно производственников можно было разделить на сельхозпроизводителей и всех остальных. Первые были слишком важны, остальные — слишком разномастны.

Вообще в отдельную касту попали врачи — к ним теперь обнаружился совершенно особый подход.

Но были и те, кто не смог устроиться в новой жизни. Имелись, конечно, среди них и лентяи или просто тупоумные, но по большей части это были люди, которые потеряли все, попали в абсолютно незнакомое для себя место и пытались хоть как-то выжить в новых условиях. Даже умные, трудолюбивые и способные люди пали жертвами обстоятельств. Ведь в считаные дни от прошлой жизни остались одни осколки. Не у всех получалось устроиться в новом мире из-за возраста, состояния здоровья, жизненных принципов и установок. Глупо было требовать от блестящего в прошлом юриста, или талантливого писателя, либо гениального физика-ядерщика, что они поднимутся до прежних высот в новой жизни.

Из категории неустроившихся постепенно возникали крепостные. Эта группа формировалась из людей, которые по каким-либо, иногда вполне уважительным, причинам не могли найти себе места в новом мире, оставшись без жилья, без средств к существованию, без какой-либо опоры в жизни. Даже имея средства защиты, не так уж и много людей оказались способными ими воспользоваться.