Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - Виктор Анатольевич Шендерович

class="p1">ЕЛЬЦИН. На рельсы я больше не лягу, и не просите. Я вам, понимаешь, не Анна Каренина!

СЕЛЕЗНЕВ. Вы, конечно, местный классик, но медицинскую комиссию мы все-таки соберем. Только не волнуйтесь. Там у нас такие светила — что ни доктор, то диагноз!

ЕЛЬЦИН. Вон отсюда!

СЕЛЕЗНЕВ. Ухожу за медперсоналом.

В дверях сталкивается с урядником — Степашиным.

СЕЛЕЗНЕВ. Добрый день, коллега. Как здоровье?

СТЕПАШИН. Спасибо.

СЕЛЕЗНЕВ. Руки не чешутся? (Уходит.)

4.

ЕЛЬЦИН. Слушай, хорошо, что ты пришел. А то просто спасу нет!

СТЕПАШИН. Добрый день, барин! В чем проблема?

ЕЛЬЦИН. Да вот — медицина эта! На железнодорожную станцию пешком выгоняют.

СТЕПАШИН. Уже?

ЕЛЬЦИН. Да! Хотят отрешить от имения. Говорят: несостоятельный я.

ГЕРАЩЕНКО(заинтересовавшись). А вы состоятельный?

СТЕПАШИН(кивая на Геращенко). Который медицина? Этот?

ЕЛЬЦИН. Не этот. А вон тот, с саквояжем!

СТЕПАШИН. Догнать?

ЕЛЬЦИН. Не надо.

СТЕПАШИН. А то вы только свистните.

ЕЛЬЦИН. Куда еще свистеть? И так денег нет!

СТЕПАШИН. Я как раз насчет этого и зашел, барин…

ЕЛЬЦИН. У тебя есть деньги? Слушай, дай взаймы, а то у меня тут дефолт запущенный…

СТЕПАШИН. Вам — с удовольствием. Как только появятся деньги — с удовольствием.

ЕЛЬЦИН. А ты недоимки собери!

СТЕПАШИН. Не с кого, барин. Народишко уже совсем разутый…

ЕЛЬЦИН. Ну и правильно. Опрощаться надо.

СТЕПАШИН. Они уже и так опростились дальше некуда. Вегетарианцами стали…

ЕЛЬЦИН. Вот и хорошо!

СТЕПАШИН. Еще бы не хорошо: второй год на подножном корму. (Тихо.) Боюсь, наследнички ваши народишко-то взбунтуют.

ЕЛЬЦИН. Ты что? Серьезно, что ли?

СТЕПАШИН. Ага. Осеннее наступление крепостных. С лозунгами.

ЕЛЬЦИН. И — какие лозунги?

СТЕПАШИН. Знаете, я лучше в письменном виде…

ЕЛЬЦИН. Говори!

СТЕПАШИН(достает блокнот, мнется). Ну, тут… В общем, разные есть… Вот, например… вот хотя бы…

ЕЛЬЦИН. Ну!

СТЕПАШИН. «Барина — на рельсы».

ЕЛЬЦИН. Не пойду. Дальше.

СТЕПАШИН. Дальше: «Лев Толстой — Иуда!». Четыре штуки. Потом еще вот… «Сам пахай бесплатно!» и «Где наши деньги?».

ЕЛЬЦИН (оживляясь). Да! А где их деньги?

ПРИМАКОВ. Я не знаю.

ЕЛЬЦИН. И я не знаю. (Степашину.) Когда, говоришь, оно будет? Осеннее наступление это?

СТЕПАШИН. Да вот-вот уже.

ЕЛЬЦИН. Будь другом, найди какого-нибудь урядника из профсоюзов, пускай возглавит эту гадость…

Голоса за дверями.

ЕЛЬЦИН(выглядывая за дверь). Слушай, ты уж защити меня в случае чего!

СТЕПАШИН(апарт). В случае чего — кто бы меня защитил…

ЕЛЬЦИН. Сколько их…

ПРИМАКОВ. Да уж чего-чего, а наследников вы наплодили — никаких полян не напасешься!

ЕЛЬЦИН. Ну, так само получилось. (Извиняясь.) Темперамент, понимаешь…

5.

ЛЕБЕДЬ (появляясь в двери). Здорово, папаша! Это мы.

ЕЛЬЦИН. Рязанский полк тебе папаша.

ЛЕБЕДЬ(удовлетворенно). Ага. Конфронтация.

Входят Лужков, Жириновский, Селезнев с Зюгановым и Черномырдин.

ЖИРИНОВСКИЙ. Николаич, уходить будем?

СТЕПАШИН. Простите, мне пора. У меня дел… (Исчезает в буквальном смысле слова — растворяется прямо в кадре.)

ЕЛЬЦИН. Куда это он?

ПРИМАКОВ. Пойду посмотрю. (Растворяется следом.)

СЕЛЕЗНЕВ. Начинаем консилиум.

ЗЮГАНОВ(выступая вперед). Вы, глубоко больной классик, отдайте имение законным наследникам — и уходите!

ГЕРАЩЕНКО(пришедшим). Должен официально предупредить: в настоящее время он в очень плохом состоянии.

ЕЛЬЦИН. Что?! И вы, значит, туда же?

ГЕРАЩЕНКО. Я про бюджет! Имение заложено-перезаложено. Дебет малюсенький, дефицит огромный. Я бы на вашем месте не связывался.

ЗЮГАНОВ. Мы возьмем всю ответственность за имение на себя!

СЕЛЕЗНЕВ. И все имение тоже возьмем на себя!

ЖИРИНОВСКИЙ. Всё перепишем на себя, вообще всё, лохов нет!

ГЕРАЩЕНКО. Проценты по долгам дикие…

ЖИРИНОВСКИЙ. Я сам дикий, однозначно, не надо меня пугать!

ЗЮГАНОВ. А долги спишем на папашу.

ГЕРАЩЕНКО. Как скажете. Мое дело — посчитать.

СЕЛЕЗНЕВ. В общем, вот вам, барин, заключение консилиума: вы гений, но очень тяжелый. Пишите отвальную — и идемте пешком на станцию Астапово. Все прогрессивное человечество уже там. Би-би-си, Си-эн-эн, Сергей Доренко. Идемте. И лучше добровольно, это я вам как врач говорю…

Подступают к Ельцину.

ЕЛЬЦИН. Я, значит, сразу вам честно хочу сказать: ничего этого не будет, зачем вы пришли. Силой меня не сдвинуть, потому что я — глыба. Я такой матерый человечище, что даже сам удивляюсь!

Пауза. Все переглядываются.

6.

По проселочной дороге едет телега. На ней сидит связанный по рукам и ногам Ельцин. Рядом с ним доктор Селезнев. Телегой управляет Зюганов, в телеге и вокруг нее — Черномырдин, Лебедь, Жириновский и Лужков.

ЕЛЬЦИН (продолжает говорить). Это, значит, совершенно невозможно! Я русский классик! Это мое имение! Я тут пишу краеугольные сочинения для средней школы!

ЗЮГАНОВ. Знаем мы ваши сочинения! Богохульство одно. Правильно вас анафеме-то предавали. Надо же додуматься — писать про смерть этого… не помню, как звали… Ильича! Ильич бессмертен!

СЕЛЕЗНЕВ. Медицинский факт.

ЕЛЬЦИН. Я глыба!

ЖИРИНОВСКИЙ. Да-да, конечно. А я Наполеон.

ЕЛЬЦИН. Я писатель! Записки этого… не маркера… Президента! (Кивая на Лужкова.) Этот, в кепке, вам, что ли, лучше напишет?

ЛУЖКОВ. А что? И напишу!

ЖИРИНОВСКИЙ. Севастопольские рассказы, однозначно! Круглый год.

ЛЕБЕДЬ. Молчи, придурок. (Ельцину.) За русскую литературу не волнуйтесь. Мы тут все писатели.

ЧЕРНОМЫРДИН. Весной померяемся тиражами…

ЕЛЬЦИН. Вы всю типографию в клочья разнесете!

ЗЮГАНОВ. Зачем всю? Мы же все приличные люди. Договоримся. (Лебедю.) Правда?

ЛЕБЕДЬ. Никаких сомнений.

ЛУЖКОВ. Чего-то не понял я. Вы же оба договаривались со мной!

ЗЮГАНОВ. Это были предварительные договоренности.

Телега постепенно въезжает в туман: из тумана слышны голоса. Все говорят уже одновременно, точнее, собачатся в голос.

ЧЕРНОМЫРДИН. Погоди! Ты — с ними? А мы?

ЛУЖКОВ. Это тема для отдельных консультаций!

ЖИРИНОВСКИЙ. Чур, без меня никому не договариваться!

ЧЕРНОМЫРДИН. Давайте без интриг. А просто по-честному поделим имение.

ЛУЖКОВ. Хорошо, по-честному. Мне — одна половина, вам всем — вторая.

ЛЕБЕДЬ. Отставить! Имение — мое!

ЖИРИНОВСКИЙ. Это ты Абрамычу скажи!

ЧЕРНОМЫРДИН. При чем тут Абрамыч?

ЛУЖКОВ. Слушайте, давайте договоримся, как будто мы люди!

ЗЮГАНОВ. Товарищи! Чур, я буду зеркало революции!..

Инцидент[78]

1.

Поздний вагон метро. В нем едут Черномырдин, Зюганов и Селезнев. Лужков, Кобзон, Березовский, Горбачев, Жириновский и Лебедь. Двери закрываются, вагон трогается и въезжает в туннель.

ЛЕБЕДЬ. Мы какую станцию проехали? Как называлась?

ЗЮГАНОВ. Не помню.

СЕЛЕЗНЕВ. Кажется, «Лубянка». Или «Комсомольская». В общем, что-то такое, с красной ветки.

ЛЕБЕДЬ. Это понятно, что с красной… А следующая — какая будет?

БЕРЕЗОВСКИЙ. Знаете, тут ничего нельзя сказать заранее… Доедем — посмотрим.

ГОРБАЧЕВ. А вы что, не местный?

ЛЕБЕДЬ. Я просто под землей плохо ориентируюсь.

ГОРБАЧЕВ. Ну, я тоже, знаете ли, не Вергилий… Но Москву на всякий случай знать надо. Мало ли как