Файролл. Право выбора - Андрей Васильев

Вскоре я вышел к знакомому мне склепу, что позволило мне окончательно убедиться в том, что кроме страхолюдности и кровожадности, больше ничего в черепах рядовых скелетов нет. Нет, наличия мозгов я там и не предполагал изначально, но о крохах некоего заупокойного интеллекта подумывал время от времени. И зря. Нет там его, если они даже не смогли мне дать понять, что их хозяин сейчас находится там же, где и всегда.

Сэмади сидел в огромном черном кресле с высокой спинкой. Очень высокой – она торчала над его головой, и это при том, что повелитель мертвых был далеко не карлик и не задохлик. Кстати – тонкая, однако, работа. Верх кресельной спинки был произведением столярного искусства и изображал из себя десяток змей, переплетшихся чешуйчатыми телами и злобно кусавших друг друга. Жутковатое, но красивое зрелище.

Впрочем, не думаю, что Барону было дело до красоты, тут главное, что сидеть удобно. К тому же он был еще и занят делом – с суровым видом он наблюдал за парой десятков зомби, которые занимались общественно-полезным трудом – благоустраивали собственность Сэмади, а именно – убирали мусор, который скопился то ли за предыдущие века, то ли после давешнего праздника. На них он и матерился, поскольку рабочие из зомбаков были так себе, прямо скажем.

– Природу бережем? – поинтересовался я у хозяина кладбища, который в знак приветствия приподнял над головой цилиндр. – Или так, плановая уборка территории?

– Что-то вроде этого, – подтвердил Сэмади. – Тут недавно к нам двое смертных зашли, так мне даже стыдно стало.

– Да ладно? – не поверил я. – Тебе?

– Представь себе. – Сэмади скорчил грустную гримасу. Точнее – он ее задумал как грустную, но вышла она жуткой. – Идут они по погосту и обсуждают то, что кладбище, видите ли, грязное, неухоженное, и что приличные противники тут вряд ли водятся, поскольку в таком бардаке серьезный элитник или именной монстр жить не будут. Не знаю, что такое «серьезный элитник», и про второе существо слышу впервые, но мне стало жутко стыдно.

– Обоих убил? – полюбопытствовал я.

– Ну, не сам, конечно, – кокетливо ответил Сэмади. – Мальчиков послал. Но по сути эти двое были правы? Грязь, деревья поваленные, отходы жизнедеятельности разные. Как я сам этого не замечал?

На уборке отходов жизнедеятельности (а она велась совсем неподалеку, это было ясно по запаху) у него трудилась парочка редкостно замызганных зомби, причем разнополых. Колоритная, к слову, была парочка – один, тот, который мужского пола, сохранил на лице остатки прижизненной щетины, на шее у него болтались два совершенно невзаимосвязанных предмета – чернильница и свисток. Дама же, по какой-то неизвестной мне причине, постоянно прикрывала лицо одной рукой, из-за этого второй ей мало что удавалось сделать, и в результате она отчаянно перемазалась тем, что убирала.

– Фига себе, – показал я на странную парочку. – Ты где таких красавцев откопал?

– Да там, почти за оградой. – Сэмади иронично заулыбался. – Забавные ребята. Тот, который мужского пола, теперь уже условно, конечно, был владельцем, редактором и автором затрапезной местной газетенки, при этом он абсолютно не думал о том, что писал, и охотно брался судить о вещах, в которых совершенно не разбирался. Эдакий рефери без страха, упрека, стыда, совести, инстинкта самосохранения и еще много чего.

– Обычное дело, – даже не улыбнулся я. – Куча народу так существует, а те, которые в газетах работают – почти все такие.

– Это да, – согласился Барон. – Хотя этот – отдельная песня, поверь. Тут такая беда, что клейма ставить некуда.

– А гражданка при нем? – полюбопытствовал я, поморщившись. Упомянутая дама, все так же прикрывающаяся рукой, вновь облилась редкостно вонючей жижей известного происхождения. – Она кто?

– Помощница и редактор, – пояснил Сэмади. – Так сказать – и в посмертии рядом. Но вообще, я сейчас реализовал некую высшую справедливость, поместив их после кончины туда, куда они окунали других при жизни. Согласись – есть в этом что-то сакральное?

– Не без того, – признал я. – А чего она все рукой прикрывается?

– Я приказал. – Сэмади кинул в рот орешек. – И поверь – если даже мертвые на что-то смотреть не могут, то живым этого точно лучше не видеть.

Забавно, это что ж там такое? Впрочем – какая разница. Что я, зомби не видел?

– Как скажешь, – сказал я Барону. – Да и не до того мне нынче, дел за гланды. Я к чему это говорю – мы вроде как сегодня собирались наведаться в одно очень укромно запрятанное место?

– Есть такое, – подтвердил Сэмади. – Собирались.

Не понравилась мне эта фраза, было в ней что-то неправильное, если точнее говорить, то за ней должно было последовать… Впрочем, сразу и последовало.

– Вот только одно «но» есть, – лениво произнес Сэмади. – Надо нам с тобой прежде кое о чем договориться.

– О чем именно? – ну что – все как всегда. Никто ничего бесплатно делать не хочет, любому всегда что-то да надо от меня. Черт, я начинаю понимать кенига Харальда. В самом деле, все в один голос только и твердят – «дай, дай», и хоть бы кто-нибудь сказал: «На». Ну, кроме Седой Ведьмы, хотя и та наверняка меня облагодетельствовала с дальним прицелом.

– Я помню, что тебе надо пройти в урочье Белого Пламени, и готов отвести тебя туда. – Барон повертелся в кресле, устраиваясь поудобнее. – Более того – я знаю, что ты будешь искать и другие места, вроде этого, и берусь тебе помочь с ними. Но за это ты должен поклясться мне в том, что вернешь в этот мир Чемоша, моего отца.

– Ты сын Чемоша? – невероятно удивился я. Нет, некая связь между ними для меня не была новостью, но я так думал, что они учитель и ученик.

– Не по крови, но по духу, – наставительно произнес Барон. – А такие вещи – они посильнее кровного родства.

– Слушай, а как я его верну? – вот здесь я просто-таки не знал, что делать. – Понимаешь, я же не для забавы ищу это место, у меня есть некая цель…

– Цель твоя мне понятна, – успокоил меня Барон. – Хотя я ее и не одобряю, но у каждого есть право на совершение глупостей. Не волнуйся, твоя цель останется приоритетной, и если будет стоять вопрос о том, что в этот мир из Великого Ничто сможет вернуться только кто-то один – потаскуха Месмерта или великий делатель Чемош, то пусть в него снизойдет она. Но если будет шанс вытащить сюда обоих – то ты должен будешь сделать то, что я у тебя прошу.

И этот туда же. Причем не скажу, что я этого ожидал, мне казалось, что его вполне устраивает независимость.

Надо отметить, что конкуренция возрастает, и количество почитателей богов, лоббирующих их интересы, тоже. Мессмерта, Чемош, Тиамат, Лилит – и за каждого кто-то да замолвил словцо. Плюс мой личный бог, Витар, о котором я даже не вспоминаю в последнее время. Кто еще? Вроде все. Но это только пока, не удивлюсь, если появятся и другие просители.

А ведь он меня, по сути, оставил без выбора, при этом соблюдая демократичность. Да, я могу сказать «нет», развернуться и уйти, доказав при этом самому себе, что я не бесхребетен, что у меня есть свое мнение, что я не плыву по течению и, наконец, – у меня есть мужские причиндалы. Могу. Но зачем? Сознательно усложнить себе же самому дорогу к цели, что, разумеется, мне нафиг не нужно? Какая мне разница – один бог сюда притащится, или их из Великого Ничто целый выводок выползет? Момент прихода богов – последнее, что я увижу в этой игре, поскольку после этого мои дела в ней закончатся. И что тут будет происходить дальше – мне безразлично.