Асы и пропаганда. Дутые победы Люфтваффе - Юрий Мухин

То, что партизанская тактика в войне с СССР себя изживает, уже поняли и на земле. Немецкая фирма Хеншель получила задание на создание сверхтяжелого танка с броней 100 мм и пушкой калибра 105 мм еще в 1938 году. Но ее никто не торопил – зачем? Ведь партизанская тактика немцев прекрасно получалась и в войне с Польшей, и в войне с Францией, и в войне в Африке. Кому нужен этот медленный и неповоротливый танк, предназначенный сугубо для открытого боя, а не для партизанского налета? Но на Восточном фронте немцев очень быстро клюнул в темечко жареный петух. И вот уже в мае 1942 года фюрер толкает в спины фирмы Хеншеля и Порше, и тяжелый танк Т-VI немцы построили раньше, чем средний танк Т-V. А куда денешься? Красная Армия наработала много разных противоядий против лихих партизан Гудериана, и тем все чаще и чаще приходилось иметь дело с мощной противотанковой обороной, а не со стремительным преследованием отступающих русских.

Но Люфтваффе Геринга застыло в косной тупости, как обезьяна, засунувшая лапу в бутылку, схватившая там орех, но теперь не способная вынуть ее из бутылки. Соблазн малых потерь при партизанской тактике боя так велик, что немцы, выдающиеся мастера в области самолетостроения, до конца войны и не пытались построить истребитель для рыцарского боя. Они тупо наращивали скорость своих истребителей и количество пушечных стволов на них, а поскольку это дело не такое уж и хитрое, то ни советские конструкторы, ни конструкторы союзников от них в этом деле не отставали. В результате на каждую новую модификацию Ме-109 антифашистская коалиция немедленно и даже загодя реагировала своими Як-3 или «Мустангами», а на каждую модификацию ФВ-190 – своими Ла-7 или «Лайтнингами».

И совершенно понятно, почему и летчик-штурмовик Рябушко, и летчик-пикировщик Пунев чуть ли не одними и теми же словами заявляют, что немецкие истребители были страшны в первой половине войны, а во второй половине войны наши ударные самолеты несли потери в основном от зенитной артиллерии немцев. Рябушко, начавший бои в декабре 1942 года, оценивает, что едва ли в каждом десятом из его 111 боевых вылетов к ним прорывались немецкие истребители. А ведь против его полка действовали «зеленые жопы» – самая результативная 54-я истребительная эскадра Люфтваффе.

* * *

Та нерешительность, которую все наши летчики отмечают у немецких истребителей с конца 1943 года, объясняется не тем, что у немцев были выбиты опытные летчики и появилось много молодых (Хартман ведь тоже был молодым), а тем, что мы и союзники перестали давать немцам преимущество численного перевеса, и немецкая тактика воздушного боя перестала работать. Немцы все меньше и меньше находили возможностей для внезапной атаки, а по-другому они воевать не умели, оттого и казались нерешительными.

Наши отцы и деды сломали немцев в воздухе, и немцы сдохли, так и не решившись на рыцарский бой.

И возникает вопрос – почему?

Когда Красная Армия начала подходить к границам Германии, немецкие асы истребительной авиации должны были ужесточить борьбу в воздухе хотя бы так, как это делали сухопутные силы Германии. Помимо потребности защитить свои дома, своих близких, у немцев были и другие основания сражаться. Немцы ведь нация цивилизованная, соответственно немецкая армия и вела себя на оккупированных территориях СССР как цивилизованная. Я мог бы привести много примеров из разных источников, но приведу всего два и только из воспоминаний наших летчиков, которые я прочел перед написанием этой книги. Вот летчик-разведчик, а в конце войны – штурмовик, Я.И. Борейко вспоминает, как ему в 1943 году разрешили съездить в отпуск, чтобы повидать родителей, накануне освобожденных нашими войсками из оккупации:

Освобожденная от немцев Левобережная Украина…

«Я был рад, что родители живы, что с большими трудностями, в условиях голода пережили оккупацию. Много рассказывали о зверствах фашистских поработителей. Досталось и моему семилетнему племяннику, который, будучи голодным, подошел к немецкой солдатской кухне, попросил поесть. Повар подозвал его поближе и вместо куска хлеба насыпал раскаленных углей за шиворот. Эта отметина осталась у него на всю жизнь»[301]. А вот вспомнил другой летчик-штурмовик, Герой Советского Союза А.А. Баршт: «Когда я в первый раз оказался на освобожденной от немцев территории (это было село Старозаборье около города Малоярославец Брянской области), нас поселили в хату, в которой жил дед с молодой женщиной. Она сошла с ума. К ним во время оккупации пришел немец выгонять на работу; она ему говорит: «Я не могу – у меня грудной ребенок». А он: «Да, я понимаю. Но мы сейчас эту проблему решим». Берет ребенка за ножки – и с размаху о печку! «Все, теперь можете идти на работу»[302].

Должны же были немцы понимать, что во вступивших в Германию войсках Красной Армии очень мало ценителей такого тонкого западного юмора? И должно же было это понимание заставить их драться на границах Рейха? Должно было, но немецких асов – не заставило! Они просто приложили все силы, чтобы удрать в плен к американцам. К примеру, 54-я истребительная эскадра немцев была прижата к морю в окруженной в Курляндии (запад Латвии) немецкой группировке. И хотя сама эта группировка вела отчаянные бои с советскими войсками аж до 16 мая 1945 года[303], асы 54-й эскадры с конца зимы практически перестали летать, мотивируя это отсутствием самолетов и бензина, но 8 мая, еще до официального подписания Акта о капитуляции Германии, у них нашлись и самолеты, и бензин – они дружно удрали из Латвии чуть ли не за 1,5 тысячи километров на аэродромы, занятые американцами.

(Правда, американцы – это ведь тоже народ цивилизованный. И поэтому немудрено, что австрийский исследователь вопросов содержания военнопленных в лагерях СССР вынужден в примечании к своей работе коснуться и такой проблемы: «В связи с этим следует упомянуть дискуссию о «потерянном миллионе» немецких военнопленных. Джеймс Бак (JamesBacque) и другие авторы полагают, что они погибли в американском и французском заключении, прежде всего в лагерях «Рейнвизен» (лагерях, находившихся на берегах Рейна»[304].)

Я уже писал, что когда война на Дальнем Востоке приняла крутой для Японии оборот – когда на карту была поставлена свобода и независимость самой Японии, то тысячи японских летчиков выразили желание стать камикадзе. Конечно, никто не ожидал, что немцы своей жизнью станут защищать Германию, когда война для нее приняла тот же оборот, что и для Японии. Но ведь открытый воздушный бой – это еще не верная смерть, как у камикадзе, почему же немцы не решились на него даже тогда, когда Красная Армия вошла собственно в Германию?