Убить Пифагора - Маркос Чикот

Слова Феано смягчили суровость на лице Пифагора.

— Акенон и Ариадна, — продолжал он, — не войдут в состав синклита, однако будут присутствовать на совещаниях, связанных с расследованием преступлений.

Акенон кивнул. Он думал о свитке, который получил Аристомах незадолго до самоубийства. Осмотрев его, он пришел к выводу, что тот пропитан каким-то составом, защищающим от огня. На вопрос, почему Аристомах пытался сжечь свиток, Пифагор ответил уклончиво. Он запретил Акенону взглянуть на его содержание, позволил лишь осмотреть с обратной стороны и только в его присутствии. Более того, Акенон знал, что Ариадне это письмо даже не показали. Должно быть, там содержалась одна из великих тайн.

Акенон поднял голову и посмотрел на Ариадну, сидевшую напротив. Они почти не разговаривали с тех пор, как он вернулся из дворца Главка, куда доставил Крисиппа. Это было почти неделю назад. Их взгляды пересеклись, и он расплылся в улыбке. Ариадна мгновение колебалась, но почти сразу отвела взгляд. У Акенона было такое чувство, словно она дала ему пощечину.

Ариадна сознавала, что в течение нескольких дней вела себя слишком холодно, но лучше уж так, чем рисковать тайной, которую она так усердно скрывала.

Несмотря на то что материн пергамент, посвященный беременности, она выучила наизусть, время от времени, запершись у себя в спальне, она разворачивала его и перечитывала вновь и вновь. Описанные в нем изменения и симптомы, которые она с некоторых пор обнаруживала в своем теле, ее завораживали. И она с восторгом и ужасом читала о том, что должно было произойти в будущем.

Ариадна машинально положила руку на живот. Она знала, что может покончить с беременностью с помощью особых трав, но нет: ей хотелось родить сына.

Встреча продолжалась. Обсуждались подробности будущего собрания в доме Милона. Ариадна не обращала внимания на собравшихся, как часто случалось в последнее время, полностью сосредоточившись на мыслях о беременности. Нужно выбрать время, чтобы обо всем рассказать отцу, но она уже довольно давно не могла улучить момента, чтобы остаться с ним наедине. К тому же в последние дни он казался таким подавленным, что ей не хотелось обременять его очередной заботой.

Ариадна украдкой посмотрела на Акенона. Она понимала, что беременность безнадежно оттолкнет их друг от друга. Ощущение, что внутри нее зреет жизнь, усиливало потребность защитить себя от всего мира. Размышляя об этом на холодную голову, она догадывалась, что стена, отделяющая ее от Акенона, нереальна: она состоит из неуверенности и страхов. Однако осознание того, что с ней происходит, не позволяло ей что-либо изменить. Будущее дитя делало эту стену еще толще, чем прежде.

Она надеялась, что Акенон вернется в Карфаген до того, как беременность станет заметна.

С некоторых пор Главк старался следовать многим заповедям Пифагора, но ранних подъемов среди них, разумеется, не было. Вот почему он пришел в ярость, услышав в своем дворце шум, тогда как его усталое тело указывало, что едва рассвело.

Он вышел из спальни, даже не надев сандалий, готовый немедленно наказать виновника суеты и вернуться в постель. Стоя на галерее, он крикнул в сторону комнат, где жили доверенные слуги:

— Актис! Хилоном!

Он тщетно ждал их появления, и это раздражало его еще больше.

— Парфений! — воскликнул он, обращаясь к одному из своих секретарей.

К его удивлению, никто не явился. При этом с другой стороны дворца отчетливо доносилось множество взволнованных голосов.

«Странно, — подумал он, гневно оглядывая галерею. — Сегодня же велю выпороть этих бездельников».

Он прошел мимо алтаря Гестии и вышел в главный двор. Там остановился, уткнув руки в боки и недоуменно озираясь.

Десятки охранников, слуг и рабов толпились во дворе у входа. Начальник охраны громко приказал закрыть все двери. Кучка его людей, казалось, боролась с рабами, пытаясь удержать их взаперти.

«Они что, сбежать хотят?» — запыхтел от ярости Главк.

Он набрал в легкие воздуха и закричал изо всех сил:

— Что здесь происходит?

Все замерли. Ярость Главка часто предполагала смерть того, кто ее вызвал. К нему подошел начальник стражи и помедлил, прежде чем заговорить.

— Я приказал закрыть двери в качестве меры безопасности, господин. — Он сделал паузу, что выглядело странным в поведении человека, который вечно спешит. — Однако… — Он снова остановился.

— Что? — раздраженно взвизгнул Главк.

— Лучше взглянуть на это сверху, господин.

Главк поднял голову и увидел, что на крыше стоят несколько солдат. Они смотрели на улицу. Он испытал внезапный прилив страха. Кивнул и молча поднялся по лестнице позади начальника охраны. В оборонительных целях крыша дворца по периметру была обнесена заграждением. Поднявшись наверх, Главк ухватился за каменный парапет и выглянул наружу, чувствуя, как беспокойство нарастает.

«Что, черт возьми, творится?» — недоумевал он.

Затаив дыхание, посмотрел вниз, на ворота дворца. Ничего особенного он не увидел. Однако в отдалении что-то явно происходило, и он поднял голову.

Глаза его расширились.

Воистину, гнев богов обрушился на город.

Ариадна уединилась с Акеноном в школьном классе. Это был их первый разговор после встречи накануне в доме Пифагора.

Она задумчиво посмотрела в окно:

— Иногда у меня возникает ощущение, что враг намерен не убить отца, а заставить его страдать, уничтожив все, что для него важно.

Акенон молча кивнул, любуясь профилем Ариадны.

— Во всяком случае, — добавил он через некоторое время, — задержав Крисиппа, мы доказали, что человек в маске тоже уязвим. Если бы Крисиппу не удалось покончить с собой, он бы показал нам, где найти хозяина.

Ариадна не ответила. Когда у них появится еще один шанс, подобный поимке Крисиппа? Какие новые беды обрушатся на них до тех пор? Враг убил почти всех доверенных людей отца, подорвал моральную дисциплину общины, устроив бесчеловечную казнь Ореста, пошатнул политическую поддержку в Совете Кротона и даже обскакал Пифагора в математических познаниях…

Она повернулась к Акенону, чтобы спросить его о письме, но передумала. Он говорил, что тоже не видел содержание свитка, который так расстроил ее отца.

«Он даже не дал мне на него взглянуть», — обиженно подумала она.

Пифагор указал лишь на то, что свиток, несомненно, написал тот же человек, который решил задачу показателя. Враг в маске. И что он, без сомнения, очень хорошо знал Аристомаха. Именно за этим они и встретились с Акеноном: составить список учителей и великих учителей, которые знали характер Аристомаха. В Кротоне оставались только Эвандр и Гиппокреонт, оба не имели отношения к его смерти — отец сделал им просмотр. Однако в других общинах такие люди наверняка были.