Ведьмин Лог - Мария Вересень

Пантерий тяжело вздохнул, видимо вспоминая те времена, когда людям дано было не только видеть нечисть, но и дрожать перед ней в ужасе. Воспоминания оказались чересчур тоскливыми, он скис и скомкал конец рассказа: – Перекинулся я котом и давай тереться об их ноги, только не сообразил, дурак, что как только они меня в дом внесли, так и вцепились в четыре руки, дескать, не трогай каку, нехорошо, нельзя! Я от тоски так об пол лбом шарахнулся, что чувств лишился, а как очнулся, так и стало, по словам Пречистой Девы, – сделался я не я. Вон какая пакость получилась, а ведь был принц.

Он потянул на себя Архиносквенову мантию, желая с чувством обсморкать и ее, но опомнившийся маг не дал, ссадив великовозрастного дитятю с колен, несколько неуверенно прокомментировав:

– Врун ты, братец.

– С каких это щей я врун? – поднял на него красные от рева глаза Пантерий. – Или вы, батюшка, и существование Пречистой Девы отрицаете?

Предстоятель открыл возмущенно рот, Илиодор, напротив, сделал губы трубочкой, дескать, его это не касается, он вообще насвистывает, но тут над болотами горько-тоскливо завыл волк, и мы забыли о спорах.

Я поднялась со своего бревнышка и всмотрелась в даль. Сразу за реденькими кустами начиналось болото. Кочки, поросшие свежей Травой, изумрудно зеленели, золото заходящего солнца плавилось в лужицах, небо над болотом было бездонно высоко, и в нем носились быстрокрылые птицы, склевывая повылезший по причине теплого дня болотный гнус. Все как всегда и совсем не страшно. Только каждая жилка в теле звенела, не веря красивой и безмятежной картинке.

Я обхватила себя руками и, набравшись мужества, произнесла вслух то, что решила про себя еще вчера:

– Пойду я прибью эту гадину.

– Я с тобой, – тут же вырос у правого плеча Илиодор.

– Не надо мне твоих спектаклей!

Он хмыкнул и, достав из-за пазухи кулек изюма, заглянул в него с таким видом, словно ожидал обнаружить внутри все тайны мироздания.

– Я обязательно помогу вам, – запоздало спохватился Архиносквен, а черт стукнул себя кулаком в грудь, выражая решимость биться с Фроськой, даже несмотря на то что хитрое Илиодорово заклятие на версту его не подпустит к Чучелкиной могилке.

– Я бы советовал вам заняться более насущными делами, – поднял со значением бровь златоградец и, ссыпав в рот горсть изюма, сначала сладко зажмурился, а потом беззаботно отправился убивать Фроську. Я метнулась к архимагу:

– Дядя Архиносквен, если вы собрались сейчас вызывать других колдунов, то, может, не надо?

– Да что ты, Маришечка, – очень ненатурально попробовал отмахнуться от меня предстоятель, но я от досады чуть не боднула его в живот:

– Я знаю, что вы это можете, и он, – я покосилась на Илиодора, – знает. Не нравится мне все это. А вдруг это ловушка?

Архиносквен хотел было и дальше сюсюкать со мной как с ребенком, но, заглянув в мои глаза, посерьезнел, нахмурился и даже губу закусил, задумавшись:

– Знаешь, Мариша, меня самого господин Илиодор настораживает. Ландольфы вообще всегда были люди… к-хм, – он кашлянул, – с причудами. И число это настораживает. Двенадцать магов, двенадцать резонаторов… Невольно дрожь по телу пробегает.

– Вы думаете, он вас?! – Я почувствовала, что у меня подгибаются ноги, но предстоятель обнял меня за плечи, успокаивающе похлопав, и улыбнулся:

– Нет, двенадцать – это даже для него чересчур. Три, четыре – я бы еще поверил, но дюжина… это нереально.

– А может, он хочет, чтобы вы его магистром избрали? – предположила я самое меньшее из зол, порядком удивив мага.

– Как-то я не думал об этом, – захлопал Архиносквен глазами, потом тряхнул головой, отгоняя нереальные видения, – навряд ли! Он молодой, ему хочется могущества и власти, а пост магистра – это больше канцелярщина, удел стариков, я бы сказал. Вот украсть наши накопители, стационарные, которым больше пяти веков, – вот это вполне в духе его семьи.

– А ваши друзья сюда с накопителями прибудут?

– Конечно, – вздернул брови Архиносквен, – а иначе как перемещаться? Свободной праны в мире нет, как сказал господин Илиодор.

Наше страстное перешептывание прервал капризный зов златоградца:

– Мариша, ну пойдем уж. Мы, рыцари, предпочитаем умирать на глазах прекрасной дамы.

– Если будешь кривляться, как вчера, то лучше сразу обратно возвращайся, – посоветовала я, нервно пожав на прощание холеные пальчики Архиносквена, и припустила к Чучелкиной могилке.

Илиодор, уписывающий изюм, проводил меня недоуменным взглядом, когда я пробежала мимо, наигранно вякнув в спину:

– Когда это я кривлялся?

– Всегда, – прошипела я сквозь зубы.

Я смутно представляла себе тропинку к проклятому островку от капища. Пантерий, правильно поняв мои колебания, когда я цаплей замерла на кочке, не зная, куда поставить ногу, игриво подмигнул:

– Выгуляю тебя напоследок.

Шагов через двести он споткнулся и плюхнулся без сил и всякой возможности двигаться дальше, однако успев показать мне тропку. Я чмокнула его меж рожек и велела ползти обратно, к Архиносквену.

Илиодор все это наблюдал с отстраненным интересом, чем несказанно раздражал, я бы сказала, бесил.

– Чего ты все время улыбаешься? – рявкнула я на него.

Он сразу сделал серьезную мину:

– Да вот думаю, не посвататься ли? Есть в тебе что-то от Ландольфов. Мы тоже скорее помрем, чем свое уступим.

– Кловун, – буркнула я, а он с готовностью улыбнулся, если б не топь, то и на руках прошелся бы, наверное. Это было уж чересчур, и я, ухватив его за пуговицу кафтана, потребовала. – Говори сейчас же, можешь Фроську убить или нет?

Он задумался с самым серьезным видом, даже переносицу почесал:

– Строго говоря, в мире вообще нет невозможных вещей, есть только маловероятные.

Я кинулась на него с кулаками:

– Гад, как же я тебя ненавижу! Ты можешь один раз честно сказать, чего тебе от всех нас надо?

Он изобразил на лице крайнее удивление и некоторое замешательство, но, как я поняла чуть позже, это не я его так впечатлила, а появившийся как из-под земли волк.

Хорек сунулся было заварить чай, уже и заварочки насыпал, и рукой потянулся к маленькому котелку, который весело взбулькивал оттого, что еле заметные языки огня облизывали его закопченные бока, но тут егерский десятник Кирилка, по прозвищу Беда властно прижал его к земле, подав условный знак Медведю. Брат лежал чуть подальше, почти у самой дороги, но так, что, если не знаешь заранее, где искать, ни за что не углядишь.

Промчались на широкогрудых конях всадники. Бум, бум! – невпопад ударяли в землю широкие, как блюда, копыта крепких коней, вырывая из дороги целые комья земли. Верховые внимательно оглядывали дорогу, но заговорщиков не заметили. Кирюха нервно стиснул саблю, но Медведь качнул головой, велев ватаге сидеть и не вскакивать.