История Средневекового мира. От Константина до первых Крестовых походов - Сьюзен Уайс Бауэр

Примерно в то же время, когда происходила осада Константинополя, Умар заметил досадную неувязку в административной системе империи. Задолго до него Мухаммед ввёл подушный налог, который предписывалось платить христианам и иудеям, живущим в мусульманских общинах, за обеспечение своей безопасности. Теоретически новообращённые в ислам должны были сразу же освобождаться от уплаты налога – однако халифы после Мухаммеда, управлявшие растущей империей, возникновение которой Мухаммед мог и не предвидеть, не желали отказываться от столь прибыльного источника дохода. Всё чаще и чаще местные чиновники «забывали» снять с новообращённых подушный налог, и те были вынуждены продолжать платить.

В результате этого практически все мусульмане неарабского происхождения на территории империи отправляли дань в Дамаск. Умар, человек радикального склада ума, старавшийся строго придерживаться заповедей Мухаммеда, посчитал эту практику порочной. Он провозгласил, что все мусульмане, вне зависимости от народности и срока обращения, должны быть освобождены от подушного налога.

Этот закон заметно повысил популярность Умара, но разрушил налоговую базу империи – отчасти из-за того, что покорённые народы тут же принялись массово обращаться в ислам для освобождения от уплаты налога. Однако Умару не пришлось разбираться с последствиями своей реформы. Он умер естественной смертью в 720 году, и его наследник Язид II сразу же вновь ввёл налог, предупредив тем самым распад империи.1

После этого популярность Язида резко упала, и неарабские племена Хорасана, среди которых было наибольшее количество новообращённых, подняли бунт. Они не только восстали, но и отправили письмо с просьбой о помощи правителю восстановленного Восточного каганата – Мочилиэню, племяннику и наследнику Мочо. Мочилиэнь продолжал завоевания своего отца, продвигая тюркские владения ближе к арабской границе, поглощая земли, ранее принадлежавшие Западному каганату, и заново консолидируя тюркскую империю. Обрадованный предлогом для продвижения дальше на юго-запад, он отправил войска к Амударье. Так началась десятилетняя война между тюркскими и исламскими армиями в Хорасане.2

Воспользовавшись тем, что войска арабов отвлеклись, император Лев III решил заняться идеологической зачисткой своей территории. Он издал указ крестить по христианскому обычаю всех иудеев в стране. Некоторые приняли крещение, но большинство бежало – кто-то в арабские земли, кто-то на север, во владения хазаров. После этого Лев начал кампанию против обычая, который его давно беспокоил – использования в христианской практике икон.

Константинополь был родиной множества икон – изображений святых, Девы Марии или самого Христа. Иконы (в переводе с греческого значит «образ» или «подобие») не воспринимались как идолы, но были более чем просто символами. Икона являлась окном в священное пространство, порогом, перед которым верующий мог стоять, ощущая близость к божественному.

Христиане использовали иконы как помощь в молитвах и медитациях в течение столетий, однако тревога, вызываемая этим обычаем, проходила сквозной нитью в христианстве с самого его основания. В ранние годы апостольского учения христиан отличало от последователей римской религии именно то, что они отказывались поклоняться изображениям, и для теологов II и III веков использование икон было опасно схоже с идолопоклонством.

Когда древние римские обычаи исчезли, исчез и риск возвращения к ним христиан, поэтому использование икон перестало выглядеть столь опасным. Однако среди христианских теологов не исчезало мнение о нежелательности использования икон – на сей раз не из-за опасения возвращения к идолопоклонству, но из-за того, что изображение лика Христа подчеркивало людскую, а не божественную природу Сына Божьего. Бог, являвшийся Духом, не мог быть изображён. Если Христа можно изобразить, не значит ли это, что он не настоящий бог? Не подталкивает ли это к мысли, что изображение Христа «отделяет плоть от божественной сути» и даёт ей отдельное существование?

Споры об использовании икон привели к спорам о природе Христа как человеко-бога, длившихся веками, несмотря на многочисленные церковные соборы и их постановления, призванные прекратить дискуссию раз и навсегда.3

Впрочем, заботы Льва не уходили так глубоко. В первую очередь императора тревожила склонность его подданных относиться к иконам как к волшебным артефактам. Во время осады Константинополя патриарх Герман взял наиболее почитаемую в Константинополе икону Девы Марии – по преданию, это был портрет, написанный самим евангелистом Лукой, и велел обойти с нею вокруг городских стен.4 Когда осада закончилась, слишком много жителей Константинополя объяснили победу присутствием иконы (она называлась Одигитрия), словно она стала жезлом волшебника, который одним взмахом рассеял полчища врага. Такому поклонению не было места в христианстве.

Возможно, Лев также испытывал в праведное негодование, когда заслугу его тяжело заработанной победы приписали иконе. Но всё же его действия в течение нескольких последующих лет, чуть не стоившие ему престола, были действиями человека, поступавшего явно против своих интересов – что можно объяснить только глубочайшей убежденностью.5

В 726 году Лев решил отучать людей от магического мышления. Согласно хронике Феофана Исповедника, он перешёл к серьёзным действиям после сильного извержения вулкана Тира: «Поверхность моря была покрыта плавающими глыбами пемзы, и Лев решил, что Господь разгневался на него». Для начала он отправил отряд солдат, чтобы снять икону Христа, висевшую над Бронзовыми воротами, одним из главных входов во дворец.6

Беспокойство Льва по поводу чрезмерной привязанности народа к иконам сразу оправдалось. Толпа собралась, чтобы узнать, что происходит, и когда икону начали спускать, народ взбунтовался и напал на солдат. Как минимум один из них был убит. Лев ответил арестами, порками и штрафами. С неожиданной скоростью конфликт дошёл и до дальних областей империи. В административной области Эллада (Греция) армия подняла восстание и провозгласила собственного императора, объявив о нежелании подчиняться человеку, борющемуся против икон.

Восстание было недолгим, новый император был схвачен и обезглавлен, однако эмоции продолжали бурлить. Иконоборцы спорили с иконопоклонниками в каждом крупном городе империи, а в Константинополе Лев III выступал с проповедями против «идолопоклонничества». Епископы-иконоборцы удаляли иконы из своих церквей, иконопоклонники писали длинные послания и речи в защиту икон. Монах Иоанн Дамасский написал: «Память о Нём, появившемся во плоти, навсегда впечаталась в мою душу. Или прекращайте поклоняться вообще, или откажитесь от ваших новшеств»?

С точки зрения иконопоклонника философской проблемой, лежащей в основе иконоборчества, было стремление отринуть материю, а христианство превратить в исключительно духовное царство, исключив земное существование бога как фундаментально неправильное. Кроме того, как и все теологические споры, использование икон также имело политический контекст – иконопоклонники обвинили Льва в чрезмерной симпатии к мусульманам, которые отказывались изображать живых существ. По словам иконопоклонника Феофана, Лев находился под чрезмерным влиянием своих учителей-арабов.8