От глупости и смерти - Харлан Эллисон

группой крови и фолликулами Мэрион Гор. Это были солидные доказательства, но они лишь подтвердили очевидное: Уайт сознался во всем, когда его арестовали. Его не оправдывало даже то, что он был пьян: он хамил, похабничал и был необычайно горд содеянным. То, что Мэрион Гор было всего шестнадцать, что она была девственницей и, проделав долгий путь от поля, где на нее напали, до полицейского участка, впала в кому, не пробудило в нем ни малейшего раскаяния.

Местные газеты окрестили его бесстыдной скотиной, и это еще было мягко сказано. Скотиной он и был, а то и еще кем похуже.

Город вполне ожидаемо захлестнула волна ненависти, которая периодически выплескивалась в призывах «линчевать ублюдка». Поначалу слово «черный» в этих призывах отсутствовало. Нет, действительно, ничего такого не было. Это слово появилось позже, когда от перспективы линчевания у многих белых зачесались руки. А зудящие руки можно отлично почесать пеньковой веревкой.

Это дело нужно было провернуть быстро – иначе начальник полиции позвонит мэру, а тот свяжется с губернатором, и город в считаные часы наводнится войсками Национальной гвардии. Так что Уайта нужно было или линчевать быстро, или не линчевать вообще.

Линчевание назревало, это было ясно как день. Семена ненависти давно уже были посеяны – тут и неприятности в школах, и черные подстрекатели из Нью-Джерси и Иллинойса, баламутящие негров в Литтлтауне, и вулвортское дело[23]. Пришло время собирать урожай.

Дэниел Уайт был в полной безопасности за решеткой, но снаружи обстановка стремительно накалялась.

…Вопящая толпа, собравшаяся у «Боулинга и бильярда Пирсона», окружила уборщика Фила и травила его, пока он не бросился в драку, после чего его отволокли на задворки и избили трехфутовой велосипедной цепью. Позже в больнице у Фила диагностировали сотрясение мозга и внутреннее кровотечение.

…Громилы из нового микрорайона около мебельной фабрики двинули автоколонной в Литтлтаун и подожгли «Место» – бар, в котором собралось человек сорок лидеров местной негритянской общины, чтобы обсудить за стаканчиком свою позицию относительно текущих событий. В результате бар сгорел дотла, а пятнадцать человек получили серьезные ожоги.

…Виллу Амброуз, которая прибиралась и вела хозяйство у Портеров, уволили после небольшой размолвки с Дианой Портер: Вилла призналась, что один раз ходила с Дэниелом Уайтом в кино.

…Баптистскую церковь Иисуса взорвали в ту же ночь, как Дэниел Уайт сознался в преступлении. Обследовав то, что осталось от здания церкви, полиция пришла к выводу, что взрыв был осуществлен посредством коктейлей Молотова домашнего изготовления и динамита, украденного из вагончика дорожных рабочих на шоссе. Пастор Невилл лишился глаза: в него попал осколок импортного витражного стекла.

И вот начальник полиции позвонил мэру, а мэр позвонил губернатору, а губернатор собрал совещание, на котором было решено подождать с отправкой Национальной гвардии (состоящей из местных парней, которым Дэниел Уайт был не то чтобы по душе) до утра. До утра оставалось самое большее десять часов.

Десять долгих, опасных, накаленных часов.

Дэниел Уайт мирно спал. Он знал, что линчевать его не позволят. Знал он и то, что станет звездой громкого процесса и вполне вероятно отделается легким приговором – как-никак, на носу выборы, и за происходящим в их маленьком городке следит весь мир.

И это при том, что в дело еще не вступила НАСПЦН[24]. В общем, Дэниел Уайт был спокоен. Он не собирался умирать из-за какой-то Мэрион Гор.

Да и девственницей она не была.

Представителя НАСПЦН звали У. Дж. Перегрин, он прибыл из офиса в Саванне. Перегрин был высоким человеком исключительной худобы, которую только подчеркивал элегантный деловой костюм. У него была светло-коричневая кожа и глубоко посаженные глаза, которые казались подернутыми пеленой, как у кобры. Говорил он мягко и культурно, без намека на тягучий южный акцент. Перегрин родился в Матаване, Нью-Джерси, закончил колледж при Чикагском университете, а потом, по ряду эмоциональных причин, решил посвятить себя общественной деятельности. Дело Дэниела Уайта ему поручили, потому что он с рождения был знаком с культурной средой, породившей Уайта и линчевателей.

Было три часа ночи, и Перегрин устало беседовал с Генри Робле, которого перепуганное негритянское население городка выбрало своим представителем. До появления Национальной гвардии оставалось семь часов; за это время могло произойти всё, что угодно, и обитатели Литтлтауна погасили свет в своих домах и засели у окон с двустволками наготове.

– Такого у нас еще не было, – сказал Генри Робле, машинально потирая своими огромными ручищами запотевший стакан. Его угловатое лицо осунулось от беспокойства. На дне стакана золотились остатки виски из бутылки на столе.

Перегрин глубоко затянулся сигаретой и посмотрел в испуганные глаза Робле.

– Мистер Робле, – мягко ответил он, – может, оно и так, но сейчас-то это происходит. Вопрос в том, что с этим делать? – Он помолчал, ожидая от собеседника не столько ответа, сколько осознания сложившейся ситуации.

– Мы не за Уайта беспокоимся, – торопливо пояснил Робле. – Тюрьма как-никак прочная, и не думаю, что начальник полиции позволит им что-то там устроить. Нас пугает то, что происходит в городе. Мы никогда раньше не видели, чтобы местные так себя вели. Да они убивать готовы!

Перегрин медленно кивнул.

– Как себя чувствует ваш пастор?

Робле пожал плечами.

– Ослеп на один глаз, а, может, и вообще видеть не будет. Об этом я и толкую. Пастора у нас все уважали. Это достойнейший человек. Нам нужно как-то защитить себя.

– Что вы предлагаете? – осведомился Перегрин.

Робле резко поднял глаза.

– Что мы предлагаем? А зачем, думаете, мы обратились в вашу «организацию содействия»? Чтобы вы посодействовали! Не понимаете что ли, если мы не придумаем, как это все остановить, случится что-то ужасное. Ведь даже разумные, казалось бы, люди – и те с ума посходили, так хотят линчевать этого Уайта.

– Моя работа – выслушать вас и предложить какие-то варианты. Я не имею права указывать вам, что делать.

Робле покрутил стакан в руках, затем неловко наполнил его до половины и выпил залпом.

– А что, если нам всем просто уехать на несколько дней?

Перегрин покачал головой. Робле посмотрел в сторону и язвительно пробормотал: «Так я и думал». Облизнув свои толстые губы, он воскликнул:

– Мне страшно, парень!

– Как вы думаете, начальник полиции разрешит мне повидать Уайта? – спросил Перегрин.

– Можно попробовать договориться. Хотите, я ему позвоню?

Перегрин кивнул и добавил:

– Только давайте я сам с ним поговорю. Может, его убедит авторитет представителя НАСПЦН.

Звонок состоялся, и было решено, что Перегрин и Робле отправятся к Уайту вдвоем. Начальник полиции посоветовал им подъехать со стороны запасного выхода – вероятность того, что толпа увидит и остановит их там, была меньше.

Войдя