Король Красного острова - Валерий Поволяев

Внушительный мешочек с золотыми монетами, который Беневский вез с собою из Балтимора, начал быстро истощаться. Особенно много денег пришлось оставить в Кейптауне, после которого «Интрепид» взял курс на север, к Мадагаскару.

На второй день пути по спокойному, без единой седой шапки, намекающей на скорый шторм морю, у Беневского возникла неудачная (и не к месту) мысль о том, что команда может разделять его взгляды и, если это так, – отказаться от денег или хотя бы какой-то части их. Ему будет легче. Ведь очутиться на острове с пустой казной – штука несладкая.

Он вызвал к себе капитана Джонсона. Тот явился, несколько озадаченный внеурочным вызовом, войдя в каюту, снял с головы треуголку и ловко уложил ее на сгиб локтя. Все движения у Джонсона были быстрыми, точными, он словно бы был сама ловкость и состоял из рассчитанных жестов и поступков.

Беневский стал рассказывать ему о цели путешествия на Мадагаскар, о том, какое государство собирается построить на Красном острове, и как в нем будут жить люди.

Вначале глаза Джонсона живо искрились, капитану было интересно все, что он слышал, но потом взгляд его сделался далеким, отсутствующим.

За все время, пока Беневский говорил, он не проронил ни одного слова, Маурицы прервал свою речь на полуслове и спросил, стараясь, чтобы голос его звучал предельно жестко:

– Вам не нравится, что я говорю, капитан Джонсон?

– Нет, – коротко ответил тот.

– Почему? – не удержался от второго вопроса Беневский.

– Мы служим разным богам, сэр. У вас свой бог, у меня свой. Боюсь, что команда не примет вашу точку зрения.

Не ожидал Беневский, что разговор с капитаном будет именно таким. Он болезненно поморщился и произнес:

– Капитан Джонсон, я отстраняю вас от командования судном.

– Как будет вам угодно, сэр! – спокойным тоном отозвался на это Джонсон.

Не медля ни минуты, Беневский объявил общий сбор команды. Пришли все, кроме рулевого и двух вахтенных матросов.

Позже Беневский пожалел, что затеял этот разговор – вначале с непробиваемым Джонсоном, в котором он разочаровался, а потом с командой. Не надо было этого делать. И к капитану не надо было относиться с таким недоверием.

Команда, как и капитан, выслушала Беневского с угрюмым молчанием, никто даже слова не произнес во время восторженной речи, – Беневский говорил о том, что мальгашей надо обучать грамоте и строить для них больницы, относиться к ним не как к забитым рабам, которые имеют право только на каторжный труд и раннюю смерть, а признать за ними право на нормальную жизнь и возможность быть счастливыми, перечислил все евангельские истины, которые знал, и попросил, чтобы команда снизошла до бед, обрушившихся на народ Красного острова и часть жалованья передала мальгашам.

– Ну, а те, кто хочет вступить в мою команду, буду очень рад. Обещаю – узнаете много нового… И вообще, вам будет очень интересно.

Лица матросов сделались еще более угрюмыми.

Наконец послышался нервно подрагивающий голосок:

– Боцман, ты у нас самый разумный и справедливый. Дай ответ на пламенную речь нашего нанимателя.

Вперед выступил могучий человек в шапочке с красным помпоном, на которого Беневский и раньше обращал внимание, слишком уж здоров тот был, – как бык-зебу, – вытер руки о рубаху и неторопливо заговорил, с трубным кхаканьем выбивая из себя слова.

– Мы не можем поддержать вас, сэр, – он снова вытер руки о рубаху, – плывем мы с вами не для того, чтобы строить достойную жизнь для неведомых нам черномазых, ради другого плывем – чтобы заработать деньги. А деньги нам нужны очень. Поэтому отдайте нам все, что положено, и мы мирно разойдемся.

Беневский вспыхнул:

– Это что, угроза?

– Ни в коем разе, – боцман отрицательно покачал головой, оглядел своих товарищей и добавил: – Это наше общее требование.

– Жаль, что вы не поняли меня, – сказал Беневский и, резко повернувшись, ушел в свою каюту.

В тот же день он выдал и матросам и капитану Джонсону жалованье – рассчитался с командой сполна, отдал все до последнего пенса.

Корабль продолжал плыть к Мадагаскару, на север, в розовую даль пространства: здесь, в южных водах, и небо было розовым, и море, и воздух, и сам корабль был окрашен в плотный розовый цвет. Дышалось Беневскому тяжело – что-то сдавливало грудь, горло, сердце билось с перебоями.

Что ожидает их на Мадагаскаре, он не знал.

На Мадагаскаре Беневского не забыли, а преданные бецимисарки, те вообще помнили своего ампансакабе так хорошо, будто распрощались с ним только вчера. Старые седые воины при виде Беневского даже пустились в пляс, потрясая копьями, заревели радостно. Они и свое собственное прошлое хорошо помнили, как хорошо знали и то, что без прошлого не бывает будущего.

Танец их неожиданно, словно бы по команде, прервался, бецимисарки привычно взметнули над собой копья и прокричали так громко, что крик их, кажется, был слышен на другом конце Мадагаскара:

– Ампансакабе вернулся!

Беневский пальцами отер глаза: радостный выкрик «Ампансакабе вернулся!» родил у него невольные слезы, внутри возникло, но в следующую минуту угасло сладкое щемление – выходит, его не только помнили здесь, но и по-прежнему считали королем. Несмотря на то, что он столько лет не был на Мадагаскаре…

Крепость, построенная им у воды и названная Луисбургом, почти пришла в негодность, ее следовало серьезно ремонтировать, а две угловые башни вообще ставить заново. Но вот что было хорошо, и это ободрило Беневского – на стенах крепости он увидел орудийные стволы, – пушки по-прежнему обороняли Луисбург и примыкавшую к нему деревню.

На воду спустили две шлюпки, в несколько рейсов перебросили на берег часть снаряжения, которым был загружен корабль. Конечно, хорошо было, что Беневского встретили бецимисарки, а не сафирубаи с сакалавами, если бы встретили сафирубаи, была бы серьезная потасовка, тем более, что мальгаши умели метко стрелять из духовых ружей сарбаканов – трехметровых трубок, заряженных длинными стрелами. Хотя с плохоньким мушкетом или обычным армейским ружьем сарбаканы сравниться, конечно, не смогут.

На берегу Беневский поставил американскую полотняную палатку – из числа тех, что ему выдали по распоряжению Бенджамина Франклина.

Груз, снятый с судна, Беневский приказал накрыть тканью – в воздухе пахло дождевой сыростью, поэтому Устюжанинов расправил вторую палатку, превращая ее в многослойный кусок материи, уложил на груду вещей, высившуюся на берегу, подоткнул под углы – дожди на Мадагаскаре бывают, как водопады, промокнуть до последней нитки можно за полминуты, материю в нескольких местах придавил камнями.

– М-да, Альоша, жаль, что у нас мало людей, – проговорил Беневский неожиданно угасшим голосом. – Помнишь, сколько нас было, когда мы покинули Камчатку?