Василий III. Иван Грозный - Руслан Скрынников

Конюший Федоров поспешил выдать литовского лазутчика царю. Так же поступили новгородские дьяки в 1569 г. Они сами известили государя о «польской памяти». Скорее всего «память» попала к ним в руки в виде подметного письма. Иначе имя пойманного лазутчика запечатлелось бы в дипломатической переписке и в Синодике.

Царь счел «польскую память» достаточным доказательством измены неверных новгородцев.

Источники позволяют объяснить, как псковское дело окончательно превратилось в новгородское измен ное дело. Решающее значение имело, по-видимому, внешнее вмешательство.

Литовское подметное письмо носило откровенно провокационный характер. Литовцы постарались скомпрометировать в глазах опричных руководителей их же угодника и пособника архиепископа Пимена как главу заговора. В иных условиях царь не придал бы значения фальшивке. Но навет пал на подготовленную почву.

Конфликт с церковью не был исчерпан. Духовенство негодовало, расценивая низложение Филиппа как недопустимое вмешательство в церковные дела. Фактически с согласия царя Малюта задушил низложенного Филиппа. Об этом страшном преступлении вскоре заговорила вся Россия. Слободской игумен одержал верх над соловецким. Но моральная победа досталась тому, кто принял мученическую смерть во имя спасения ни в чем не повинных душ.

Известная автономия церкви наносила в глазах самодержца ущерб полноте его власти. Чтобы утвердить неограниченную личную власть, ему необходимо было лишить церковь и тени самостоятельности. Для этого надо было вновь прибегнуть к репрессиям. Жертвой был избран Пимен, второе лицо в церковной иерархии. Старое опричное руководство не могло помочь своему приспешнику, так как само стояло на пороге падения.

Чтобы заглушить голоса недовольных и замести следы преступления, не было иного средства, кроме нового громкого дела и полного подчинения церкви.

Усилия литовской секретной службы увенчались полным успехом, потому что Грозный получил удобный повод для осуществления своих тайных замыслов. Чтобы окончательно развязать себе руки, царь спешно заключил перемирие и через своих послов самонадеянно заявил полякам, что ему сам Бог открыл их сговор с новгородцами.

Сличение Синодика с другими ранними документами обнаруживает многие неизвестные ранее факты. Мифический бродяга Петр Волынец принужден уступить место знаменитому боярину Данилову. По существу, новгородское дело повторило в более широких масштабах дело о заговоре Челяднина. В одном случае удар обрушился на головы митрополита и конюшего, в другом — на архиепископа новгородского и боярина Данилова. Как и в деле Челяднина, правительство искало сторонников князя Владимира Андреевича, участников заговора, преимущественно в среде нетитулованной старомосковской знати. В Новгороде погибли Василий Бутурлин, Григорий Волынский, несколько Плещеевых. Вопреки целям и стремлениям вождей опричная политика окончательно утратила первоначальную антикняжескую направленность. Новгородское дело завершило второй цикл замены боярского руководства земщины.

Участников «заговора» боярина Данилова обвинили в двух преступлениях. Они будто бы хотели «Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси хотели злым умышленьем извести (попросту говоря, отравить. — Р.С.), а на государство посадити князя Володимера Ондреевича». Нетрудно заметить, что официальная версия объединяла два взаимоисключающих обвинения. Если новгородцы надеялись посадить на трон угодное им лицо — двоюродного брата царя, то, спрашивается, зачем надо было им «подаваться» в Литву под власть чужеземного государя? Подобный простой вопрос, видимо, не особенно затруднял тех, кто руководил розыском.

Современники утверждали, будто в новгородском погроме погибло то ли 20 000, то ли 60 000 человек. Лет сто назад историки попытались уточнить масштабы трагедии. Поскольку, рассуждали они, опричники избивали в день в среднем тысячу новгородцев (эту цифру сообщает летописец), а экзекуция длилась пять недель, значит, погибло около 40 000 человек. Приведенная цифра лишена и тени достоверности. В основе расчета лежат ошибочные исходные данные. Сведения летописи о гибели тысячи человек в день, очевидно, являются плодом фантазии летописца. Неверно также и представление о том, что разгром посада длился пять недель. Помимо всего прочего, опричники не могли истребить в Новгороде 40 000 человек, так как даже в пору расцвета его население не превышало 25 000–30 000. Ко времени погрома из-за страшного голода множество горожан покинуло посад либо умерло голодной смертью.

Самые точные данные о новгородском разгроме сообщает Синодик опальных. В документе значатся имена и прозвания нескольких сот убитых дворян и их домочадцев. Суммируя данные опричного архива, отразившиеся в Синодике, можно сделать вывод о том, что в Новгороде погибло от 2000 до 3000 человек.

Опричный разгром не затронул толщи сельского населения Новгорода. Разорение новгородской деревни началось задолго до нашествия опричников. Погром усугубил бедствие, но сам по себе не мог быть причиной упадка Новгородской земли.

Санкции против церкви и богатой торгово-промышленной верхушки Новгорода продиктованы были скорее всего корыстными интересами опричной казны. Непрекращавшаяся война и дорогостоящие опричные затеи требовали от правительства огромных средств. Государственная казна была между тем пуста. Испытывая финансовую нужду, власти все чаще обращали взоры в сторону обладателя самых крупных богатств — церкви. Но духовенство не желало поступаться своим имуществом. Суд над митрополитом Филиппом нанес сильнейший удар престижу церкви. Опричное правительство использовало это обстоятельство, чтобы наложить руку на богатства новгородской церкви. «Изменное дело» послужило удобным предлогом для ограбления новгородско-псковского архиепископства. Но опричнина вовсе не ставила целью подорвать влияние церкви. Она не осмелилась наложить руку на главное богатство церкви — ее земли.

Архиепископ Пимен, постриженник Адриановой пустыни на Ладожском озере, был, по словам Курбского, святителем «чистаго и жестокаго жительства». Аскетизм не помешал ему угодничать перед царем. Именно он возглавил депутацию в Александровскую слободу после отречения царя. Он же помог низложить Филиппа Колычева. Невзирая на заслуги Пимена перед опричниной, он был объявлен изменником и подвергнут позору. Престарелого владыку посадили на кобылу задом наперед, дали ему в руки скомороший инструмент — волынку и в таком виде повезли из Новгорода в Москву. Царь неплохо знал византийскую историю и, должно быть, вспомнил, что именно так византийские императоры наказывали константинопольских патриархов, замешанных в заговорах против власти.

Опричники увезли из Новгорода богатую архиепископскую казну, святость — знаменитые иконы, а также колокола, врата и драгоценную утварь из Софийского собора.

Государев разгром нанес большой ущерб посадскому населению Новгорода, Пскова, Твери, Ладоги. Торговля Новгорода с западноевропейскими странами была подорвана на многие годы. Но санкции опричнины против посада носили скоротечный характер. Их целью было скорее устрашение, чем поголовное истребление населения. В исследованиях последних десятилетий разгром Новгорода получил двойственную оценку. Отметив варварский, разбойный характер опричных санкций, А. А. Зимин в то же время усматривал в сокрушении Новгорода определенную историческую закономерность, поскольку «ликвидация обособленности и экономического могущества Новгорода явилась необходимым условием завершения борьбы с политической раздробленностью страны». Согласиться с подобной оценкой никак нельзя. Путь к преодолению экономической обособленности лежал не через резню и погромы, а через экономический подъем, развитие торговых связей между Новгородом и прочими русскими землями. Можно ли считать Новгород второй половины XVI в. важным форпостом удельной децентрализации? Факты ставят под сомнение этот вывод. Уже в период ликвидации Новгородской республики в конце XV в. московские власти экспроприировали всех местных землевладельцев (бояр, купцов и «житьих людей» — мелких землевладельцев). На этих землях водворились московские служилые люди — помещики.