Рыночные силы - Ричард Морган

Крис сбросил скорость – двигатель завопил. Куэйн оглянулся через плечо за мгновение до того, как «Вольво» сбил его. И вот его нет. Тело внезапно стало невероятно аэродинамичным. Оно ударилось и отскочило от капота, затем от лобового стекла, от крыши. В зеркале заднего вида мелькнул темный куль. Крис остановил машину, завизжали тормоза.

Недостаточно.

Он так и не узнал, был ли Куэйн мертв, когда он дал задний ход и переехал его первый раз. Но он увидел то, что показалось из-под колес, когда остановил машину в пяти метрах от тела.

Все равно недостаточно.

Он повторил еще и еще.

Пять раз. Лишь тогда понял, что ему и этого не хватит.

– Он убил моего отца, – сказал Крис.

Майк Брайант уставился на него сквозь солнечно-пыльные столбы света. Никогда прежде он не видел у друга такого выражения лица – потерянного, непонимающего.

– Отца?

Крис вздохнул, готовясь к длинному и утомительному, словно подъем на крутую гору, объяснению.

– Не лично. Куэйн не встречался с отцом. Папа работал на консалтинговое агентство по вопросам реорганизации. Оно называлось МЭР – «Международные экономические решения». Аббревиатура получилась любопытная. Так мама любила говорить.

Он зажал рот. Покачал головой. Прокашлялся.

– Они разрабатывали системы администрирования, инфраструктуры для центральной Африки и Среднего Востока. Небольшой бизнес, но энергичный и довольно жесткий на дорогах, учитывая, как тогда с этим обстояли дела.

Майк кивнул:

– Достаточно просто прийти первым?

– Так говорят. – Крис разглядывал луч пыльного света, падавший на барную стойку. На дереве виднелись едва заметные «шрамы» от стаканов.

– В 2018-м Эдвард Куэйн был молодым, отчаянным честолюбивым сотрудником «Хамметт Макколл». Ему едва ли перевалило за двадцать. Он сумел выиграть тендер на переворот в Эфиопии. Получил финансирование для глобальной смены политического курса. По стандартам ИК, ничего серьезного, но не забывай, что все происходило тридцать лет назад. Тем не менее, этого хватило, чтобы свергнуть правительство. Новая команда Куэйна публично отказалась от нескольких внешних подрядов. Все в буквальном смысле произошло за ночь. МЭР не сумел оправиться. Вместе с десятком других фирм и сорока процентами низкобюджетного коммерческого сектора Эфиопии они пошли на дно, обанкротились. Говорят, за этим последовала гражданская война.

– Ах да. Помню. – Майк щелкнул пальцами. – Протокол Айеле, верно? Читал у Рида и Мэйсона.

– Правильно. Куйэн получил огромные комиссионные. «Хамметт Макколл» стали доминировать в регионе Красного моря, а отец проснулся с бумажником, полным недействительного пластика, не подозревая об этом. В тот же день он поспорил с охранником в супермаркете, и его застрелили. На кассе не прошла оплата по кредитке, его не восприняли всерьез, и вот. – Крис сжимал бокал с виски и разглядывал побелевшие костяшки пальцев с таким интересом, будто они принадлежали кому-то другому. – Ситуация вышла из-под контроля. Мама говорит – говорила, – если бы в тот день он поприличнее оделся, ничего не случилось бы. Но мой старик, видимо, ненавидел костюмы. Вне офиса одевался крайне небрежно. Вероятно, секьюрити решили, что он украл карточки или что-то в этом роде. Они попытались выставить его, но отец отказался. Бам. Какой-то жирный старпер с удлиненным членом снес ему башку.

Крис посмотрел в бокал с виски. Затем резко отставил его и вперился в ладонь освободившейся руки.

– Мы все потеряли. Дом, обе машины, медицинскую страховку, сбережения. Биржевые опционы. Маму переселили в восточные зоны. Друзья отца выручали, как могли, но большинству из них тоже пришлось худо. Все они работали в МЭР и связанных с ним фирмах. – Крис опять схватился за бокал и опрокинул в себя содержимое. – Говорят, уже тогда, если присмотреться, можно было понять, что приближается череда рецессий. Худшее ждало впереди – настоящий кризис разразился десятилетие спустя, но уже тогда люди боялись и цеплялись за то, что имели. А Куэйн позаботился, чтобы у нас ничего не осталось.

– И ты все это помнишь?

– Если честно, нет. Мне исполнилось два, когда убили отца. Я был в том супермаркете, но, – Крис вздрогнул, пытаясь увернуться от кошмара. – Я не помню. Помню лишь, что рос в зонах и говорил с акцентом, который все ненавидели. А еще не покидало ощущение, что раньше было лучше. Но все это я мог услышать от своей матери. Нельзя же помнить, что с тобой происходило в два года.

– Нет. Но… – Брайант беспомощно взмахнул рукой. – Как ты, черт возьми… Куэйн, разве он не видел, что его ждет, когда ты устроился в ХМ? Как ты вообще попал в ХМ, раз мы заговорили на эту тему?

– Сменил имя. Фолкнер – девичья фамилия мамы. Она умерла от терновой лихорадки, когда мне было семнадцать. Я взял ее фамилию, продал все, что у нас было, и создал себе новую личность. Нашел в Плейстоу хакера из банды, который поправил мою биографию в базе. Учитывая, сколько я ему заплатил, он, скорее всего, нахалтурил, но ничего большего я себе позволить не мог. Пожалуй, серьезной проверки данные не выдержали бы, но когда ты из зон, кому какое дело. Ты – дешевая безликая рабская сила. Ну а когда я пришел в «Хамметт Макколл», за плечами у меня было пять лет жизни с новой личностью. Я принес кругленькие суммы на счета «Росс Мобайл» и «ЛС Евро», умел водить. Кадровиков из ХМ больше ничего не интересовало.

– Халтурщики. Проверяли их собственные люди?

– Нет. Они наняли сторонних рекрутеров. Второсортная фирмочка с крохотным офисом недалеко от «Ладгейт-Серкус». Выиграла тендер от ХМ, предложив лучшую цену. Никаких дуэлей.

Майк помотал головой:

– Хреновы любители.

– Да, но знаешь, ничего не изменилось бы. Куэйн все равно не узнал бы имени моего отца. Один из тех, чью жизнь он разрушил двадцать лет назад. Один из сотен людей, чьих имен Куэйн, скорее всего, не знал даже в то время, когда все случилось. А уж двадцать лет спустя… Каковы шансы?

– Да, цифры. – Майк надул щеки. – Боже, ну и история. Карла знает?

– Нет. Ей известно лишь, что я вырос в зонах, мои родители умерли, но мы не говорим об этом. Я встретил ее уже после того, как разобрался с Куэйном. К тому времени я похоронил прошлое. Когда мы начали встречаться, она порой спрашивала. Думаю, мое детство в зонах казалось ей даже привлекательным. Но я сказал, что не хочу оглядываться на прошлое. – Перед глазами проносились обрывки воспоминаний. – Я так огрызался, когда она спрашивала, что со временем она перестала.

– Да уж. Ты никогда об этом не говоришь.

Крис пожал плечами:

– Как и ты. Как и все мы. Мы слишком, черт возьми, заняты тем, чтобы преуспеть сейчас, – у нас нет времени ворошить прошлое. По тому, как мы живем, не скажешь, что у нас были родители.

– Эй, у меня есть родители. И я частенько их навещаю.

– Хорошо тебе.