Дитя мое - Беверли Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я уже боялась, что ты со мной вконец рассорился, дорогой братец.
До своего переезда в Нью-Йорк сестра решила поселиться в комнате, которую прежде занимала Лаура, спать в кровати, в которой прежде спала та, пока Джек летает с клиентами. Днем, готовя себя к новому месту работы, Сан по скайпу проходила курс обучения.
Натти прибралась в гостевой спальне, застелив кровать одним из одеял Лауры. Обе они испытывали приятную ностальгию по старым добрым временам. Натти тихо шмыгнула носом. Джек крепко ее обнял. Прежде это была не спальня для гостей, а спальня Лауры. Теперь они оказались в такой ситуации, словно кто-то умер и после этого они не в силах поменять обстановку в его комнате… Хотелось сохранить память о Лауре…
К немалому удивлению Джека, Натти восприняла весть об отъезде няни в округ Ланкастер с неподдельной радостью и надеждой на будущее. Девочка с полным пониманием восприняла слова бывшей няни: «Настоящая любовь стоит того, чтобы вернуться». Натти отнеслась к происходящему как к счастливой концовке одного из своих мультфильмов.
Приезд любимой тети смягчил грусть расставания с Лаурой. Теперь ее досуг превратился в одну бесконечную пижамную вечеринку в компании с Сан. Что ни говори, неплохое завершение для полного треволнений лета! Днем Сан работала, стуча по клавиатуре в гостиной, а по вечерам они лакомились очередным любимым мороженым Натти, а не полезными для здоровья невкусностями.
В перерывах между поеданием мороженого Сан и Натти вместе готовились к школе, покупая необходимое: новые канцелярские принадлежности, рюкзачок и все, что девочке могло пригодиться в четвертом классе. Иногда, поздно вечером, когда Натти разрешали позже лечь спать, они с Джеком предавались воспоминаниям, главным образом о Лауре.
Тот день, когда Лаура появилась на рынке, одетая в платье и туфли на высоких каблуках, уже превратился в легенду. А еще они вспоминали, как Лаура принялась чистить пойманную Джеком и Натти на озере рыбу, хотя никогда прежде этим не занималась. Или как Лаура начала рассказывать анекдот о фермере, который переходил дорогу, но забыла концовку. Обиженное выражение, появившееся у нее на лице, оказалось куда смешнее любого анекдота. Таких эпизодов набралось множество. Даже Сан принимала участие в вечерах воспоминаний. Теперь, когда Лаура уехала, ее отношение к няне смягчилось. Джеку все это не доставляло большого удовольствия, но он решил не встревать. Было, да водой унесло…
«Я не лгала, просто ничего не говорила. Это ведь не мой секрет», – сказала ему Лаура.
Поздно ночью, страдая бессонницей, Джек думал о Дэнни и Дарле, влюбленной парочке, чье счастье в браке длилось всего лишь три года. Вот только они не знали об этом до самого конца.
Джек был в Канзасе, когда ему позвонил Дэнни.
– Мы подумываем о том, чтобы усыновить ребенка.
В те времена он влачил свое тусклое существование в тускло освещенных меблированных комнатах, оплакивал свою горькую долю. Но он любил Дэнни. В конце концов, Дэнни был оптимистом в их семье, всегда старавшимся иметь обо всех самое высокое мнение.
– Приезжай к нам хотя бы изредка, – попросил Дэнни.
С Дарлой он виделся лишь раз. Она была милой, жизнерадостной молодой женщиной и происходила из респектабельной семьи.
– Маме нездоровится, – начал Дэнни. – Сан нынче летом поживет у нас. Тебе следовало бы ей время от времени звонить, Джек.
Джек фыркнул. Ему было все равно, где живет его семнадцатилетняя сестра. Сан была бодливой коровой, а он – фарфоровой лавкой. Как и мать, она не лезла за словом в карман, поэтому Джек чувствовал, что сыт по горло женщинами из семьи Ливингстон.
Когда дело об удочерении подошло к развязке, Дэнни вновь ему позвонил.
– Хочешь увидеть нашу маленькую девочку?
– У меня мало свободного времени, – солгал Джек.
– Сан до сих пор живет с нами, – продолжал Дэнни. – Она хочет повидать тебя прежде, чем уедет в колледж.
Джек начал бормотать что-то насчет взятых на себя обязательств, а в конце пообещал выкроить время, но так и не выкроил.
Лаура появилась в доме Дэнни и Дарлы в период продолжительного пребывания в нем Сан.
Минуло четыре года. Джек оставался в Канзасе, шагая по жизни, словно лунатик. Днем он летал, ночью пил. Восьмичасовой интервал между принятием алкоголя и летной работой, установленный Федеральным управлением гражданской авиации, Джек соблюдал, но зазор между бутылкой и полетом почти никогда не превышал этих самых восьми часов. Единственным светлым пятном в его жизни была страсть к небу. Молодому человеку очень нравилось делиться с другими своим запатентованным способом бегства от всех невзгод жизни.
Через некоторое время последовал еще один звонок.
– Привет, Джек! Я уже позабыл, как ты выглядишь…
«Посмотри на фото», – мысленно посоветовал брату Джек, но вслух сказал:
– Обязательно приеду…
Это был последний их разговор, а затем позвонила Лаура и оставила сообщение о трагической аварии. В тот момент Джек летал среди облаков, стараясь оставить прошлое далеко позади. После гибели старшего брата слова «Обязательно приеду» стали последней фразой, произнесенной им единственному человеческому существу, любившему его без всяких оговорок.
Джек мог бы с головой окунуться в бездну сожаления и раскаяния, бичуя себя за то, как обходился со своим братом. Он мог бы отказаться от опекунства, должен был отказаться, если уж начистоту, но Джек решил воспитать приемную дочь брата, оставить память о нем в сердце девочки, воспитать так, как хотел бы Дэнни.
Прошло три дня после похорон. Джек переехал жить в дом брата. Там его ждала маленькая девочка, с которой следовало подружиться и растить, словно собственную дочь. Вскоре после этих событий Сан вернулась в Вустер, чтобы выполнить свое обещание и первое время помогать Джеку воспитывать Натти.
Остальное, как говорят, уже история. Постепенно Джек и Сан сработались, став единой командой, хотя у них и случались время от времени небольшие конфликты. Сан прижилась и превратилась в любимую тетю, человека, к которому всегда можно обратиться, если девочку нужно приободрить либо побаловать. Лаура стала Джеку товарищем по оружию. Ради Натти он просыпался по утрам и молился Богу перед отходом ко сну.
С каждым прожитым годом прошлое становилось все более отдаленным и туманным… Хотя Джек по-настоящему любил свою сестру, он до сих пор имел на нее зуб, хотя бы потому, что своим поведением она слишком сильно напоминала ему мать. Хотя Библия учила его обратному, Джек не мог смотреть на фотографию собственной матери без того, чтобы не испытывать сожаления и гнева.
– Прости не ради нее, а ради себя, – как-то сказала ему Келли.
Это предложила ему женщина, которая смогла простить того, кто похитил ее дочь. Если Келли смогла, значит, и он сможет.
Сбросив ватное одеяло, Джек потянулся за халатом. Включив лампу на прикроватном столике, он вытащил из нижнего ящика фотографию матери. Впервые он увидел то, что никогда прежде не пришло бы ему в голову. Душевной боли больше не было. Он видел глаза Натти.