Лев и ягуар - Елена Горелик

Наконец голландцы получили разрешение перенести свой «особо ценный груз» (оказавшийся на поверку испытываемым новоизобретением минхеера Гюйгенса — морским хронометром) на «Гардарику», и очередь представляться пришла уже седому мужику и мальчику. Мужик, сняв шапку и поклонившись, на неплохом голландском языке отрекомендовался Федором Дементьевым.

— Состою денщиком при Петре Михайлове, недоросле дворянском, определенном по повелению царя Ивана Алексеевича в учение, — добавил он. А мальчик, что самое интересное, с достоинством поклонился, когда его представили.

— По батюшке-то тебя как звать, Федор Дементьев? — спросила Галка по-русски. Ее русский язык по понятным причинам несколько отличался от русского языка тех времен, но у нее всегда наготове было объяснение: язык один, а диалектов много.

— Артемьев сын я, — Федор усмехнулся в бороду: похоже, не врут люди, что правит тут бабенка русских кровей.

— Вот что, Артемьич, раз уж привез… сего недоросля дворянского к нам в учение, знай — у юнг на наших кораблях денщиков не бывает, — спокойно проговорила Галка, краем глаза наблюдая за реакцией Петра. Мальчишка пока никакого недовольства не проявлял, скорее, наоборот — наверняка был рад избавиться от опеки навязанного ему человека. — Нянек — тоже. Так что или сам на службу поступай, или езжай себе с миром обратно.

— Но как же… А повеление царево? — опешил Федор. — Да и не могу я на службу-то, и без того при деле!

— Я уж как-нибудь сама с этим разберусь. Иди с Богом… Иди, Артемьич, не зли моих людей, — с нажимом повторила Галка, заметив, что на шкафут подтягиваются матросы во главе с боцманом. — Порвут на тряпки, и пикнуть не успеешь.

— Да как же я покажусь обратно без Петруши! — взвыл Федор.

— Ладно. Придем в порт — решим, как поступить. А пока возвращайся на барк, Артемьич. Мы тут как-нибудь без тебя обойдемся, — Галка давно поняла, что за субъекта прицепили на хвост юного царевича: опять «хороший человек из Тайной канцелярии». И заговорщически подмигнула мальчишке. А тот кусал губы, чтобы не рассмеяться. Может, и не держал он зла на сестрицу Софьюшку, но людей ее явно не жаловал. — Все, господа, — добавила она по-французски. — Время для визитов исчерпано. Через четверть часа поднимаем паруса.

— Что это?

— Бизань-ванты.

— А для чего они?

— Чтоб мачта нам на голову не упала. И еще чтоб матросы могли на крюйс-салинг подняться.

— А это как называется?

— Флаг-фал.

— Это чтоб флаги поднимать, значит?

— И флаги, и вымпелы, — ответила Галка. — Правильно делаешь, что спрашиваешь, парень. Голова человеку на то и дана, чтобы ею думать, а не только шапку носить.

— Шапки тоже всякие бывают, — с вызовом ответил царевич. Видимо, накрутить насчет шапки Мономаха его уже успели…

— Верно, — Галка не стала сходу нарываться на конфликт — искусство, которому Петру еще предстоит долго учиться. — Но даже этих шапок нужно быть достойным. На пустой голове и корона будет сидеть как дурацкий колпак.

— Учиться-то поди нелегко, — вздохнул мальчик, молча согласившись с последним утверждением.

— Учиться всегда нелегко, парень, особенно если учишься полезному делу… Ладони-то уже в мозолях, — хохотнула мадам генерал, случайно заметив руки Петра. — Где нажил? Небось, на борту голландца упражнялся?

— Где нажил, там нажил, — дерзко ответил мальчишка, пряча руки за спину. — То мое дело.

— Юнга Михайлов, — не повышая голоса, но с явственно прозвеневшей стальной ноткой проговорила мадам генерал. — Если вы изволите дерзить капитану, у вас для этого должны быть веские основания. Либо предъявите их, либо примите положенное наказание за беспричинное нарушение субординации. Вам ясно?

— Ясно, — процедил сквозь зубы упрямый мальчишка. Ох, и не любит же он подчиняться…

— На корабле может быть только один капитан, парень. Запомни раз и навсегда.

Один из шкотов грот-брамселя вдруг дал слабину: видать, плохо закрепили. Здоровенный парус захлопал выпроставшимся краем, заплескался на ветру.

— Гаспар, мать твою! У тебя что, руки из задницы растут? — во всю глотку, не утратившую с годами ни капли своей мощи, заорала Галка. Она не хуже боцмана знала, кому в этой вахте было поручено крепить шкоты. А в следующий миг, словно приняв какое-то решение, вдруг обратилась к мальчишке: — Узлы вязать умеешь?

— Научили, — ответил тот.

— Ну-ка покажи вон тому безрукому, как надо шкоты крепить!

Гаспар, четырнадцатилетний юнга, обиженно шмыгнул носом, но смолчал: ничего не попишешь, сам виноват. А мальчишка-московит, несмотря на свои десять… вернее, без двух месяцев одиннадцать лет, ростом почти его догнавший, на удивление ловко захлестнул пойманный матросами шкот за кофель-нагель и столь же ловко закрепил его хитрым узлом… Когда Петруша обернулся, в его глазах светилась даже не радость — истинное счастье. Он что-то сделал, и сделал лучше других!.. Галке все стало ясно. По крайней мере, насчет этого мальчика. Первый император России действительно вкладывал в то, что делал, всю душу без остатка. Причем безразлично, что именно он делал — вязал узлы, стриг бороды, махал топором или развлекался. «Да, тяжело с ним будет, — подумала капитан „Гардарики“, сдержанно похвалив юнгу Михайлова за отличную работу. — Контролировать свою силищу он научится, не вопрос. Морская наука и не из таких спесь вышибала, а Мигель умеет салаг строить. Но самое сложное, как всегда, состоит в выборе цели и путей к ней. С целью у Петра Алексеича был полный ажур, вот с путями…»

Это был уже другой мир. Другая история, хоть и создаваемая теми же людьми. Теперь корабль этой истории находился в незнакомых водах, и никто не мог предсказать, куда его занесут ветра и течения будущего.

Но зато он шел своим собственным курсом.

1

«Стоило, конечно, взять билеты на прямой рейс из Мадрида, но надо было раньше о том подумать. А так — все билеты проданы. Курортный сезон, все такое…»

И в самом деле, пока старушка Европа заливается холодными осенними дождями, не вредно съездить на недельку-другую в тропики. Позагорать, лежа на белом, мягком коралловом песочке, поплескаться в теплом Карибском море, погулять по знаменитому Малекону, где на протяжении последних двадцати лет каждый вечер устраивают фантастически прекрасные голографические представления,[46]Но Диего Веласко Серменьо приехал сюда не отдыхать.

Он историк. Специалист по всякого рода загадкам истории вроде египетских пирамид, раскопанных древних городов Урала или гигантских рисунков пустыни Наска. Его статьи публикуются во многих научно-популярных изданиях, по его книге «Утраченное наследие» недавно был снят документальный фильм-исследование. Но, в отличие от прочих коллег по интересу к загадкам прошлого, Серменьо не пытается все чохом объяснять влиянием иных цивилизаций. Девять из десяти исследованных им феноменов имели вполне земное происхождение, и он смог это убедительно доказать. Но и в инопланетное происхождение тех десяти процентов явлений, которые так и остались вопросами без ответов, не очень-то верил. По его сугубому мнению, древние были куда умнее, чем считалось до недавнего времени. Но почему те знания были утрачены? Снова вопросы без ответов… Однако в Сен-Доменг его, исследователя исчезнувших цивилизаций, привела некая странность, обнаруженная еще в конце двадцатого века видным историком из России Львом Гумилевым.