Господин Малоссен - Даниэль Пеннак

– Вы получили это письмо с угрозами и не придали этому ни малейшего значения, – гремел дивизионный комиссар Кудрие. – И вот один из ваших только что расплатился по счету!

– Отец, в последний раз спрашиваю, откуда вы узнали о существовании этого письма? Должен ли я думать…

– Да? – зашептал вдруг дивизионный комиссар Кудрие. – Думать о чем? О чем вы должны были подумать, дорогой зять?

У дивизионного комиссара Лежандра даже дыхание перехватило. Он задохнулся при одной мысли о своих подозрениях.

– …Что я орудую скальпелем, например? Что я прибрал свои удочки и вернулся к вам за рулем «ситроена-15»? Так?

– Нет, отец, нет, ясное дело…

– Почему это ясное? Давно ли в голове у полицейского настолько прояснилось? В конце концов, разве это невозможно? Мне так дорог этот Малоссен! Он мог бы быть идеальным зятем, этот Малоссен! Я бы охотно весь ваш отдел пустил под нож, только бы вытащить его из-за решетки!

– Отец, я совсем не то хотел…

Кулак дивизионного комиссара Кудрие обрушился на стеклянный стол.

– Да нет, это именно то, что вы хотели сказать! Это именно то, чего бы вы хотели !

Внезапно он стих. Он почувствовал, что отшиб себе руку, стуча по этому чертовому столу. Потом он добавил, уже гораздо спокойнее:

– Только для этого нужна воля.

* * *

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. …

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. Вы мне не нравитесь, Лежандр; и не потому даже, что вы сделали несчастной мою дочь и обрекли на моральное, человеческое одиночество моих внуков, а потому, что вы нацепили на меня эту нелепую униформу тестя.

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. Кто-то из ваших переслал мне ксерокопию этого письма. Вот вам и прозрачность, милейший.

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. Вы хотя бы подумали о том, чтобы послать его на экспертизу?

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. Нет, естественно. Но вы, по крайней мере, заметили, что оно написано от руки? Почерк весьма своеобразный, Лежандр…

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. Тот же, которым написаны фальшивые письма доктора Френкеля… топорная подделка почерка Малоссена.

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. …

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. Привыкайте, коллега, невиновность этого Малоссена просто угнетает. И, если вы хотите задержать вашего серийного убийцу, настоящего, вам придется попотеть. Иначе он сотрет в порошок всю вашу команду, оглянуться не успеете.

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. …и это скажется на вашей карьере.

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. Если только сами в живых останетесь.

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. Я не собираюсь давать вам советы, Лежандр, но, откровенно говоря, в вашем положении держать инспекторов Титюса, Карегга и Силистри в запасе – это чистое самоубийство.

* * *

Уже с порога он обернулся:

– Ах да! чуть не забыл. Это дело: самоубийство комиссара Серкера.

Он опять открыл свой старый портфель бычьей кожи и достал конверт:

– Держите.

Он протянул конверт, не сделав ни шагу вперед. Дивизионный комиссар Лежандр собрал последние силы, чтобы подойти к тестю.

– Что это?

– Признание инспектора Пастора.

– Инспектора Пастора?

– Да, инспектора Пастора… Не чета вам, уважаемый.

Жизнь господина Лемана с каждым днем осложнялась все больше и больше. Привидения как с цепи сорвались. Они слали ему сообщения в любой час дня и ночи, доставая его там, где он меньше всего этого ожидал. Спрашивал ли Леман счет в баре за какой-нибудь аперитив – чья-то рука успевала оставить на листке пару слов, всего-то: «Кажется, Казо не доехал».

Леман кидался к официанту со счетом в руке:

– Кто это написал?

Официант отстранялся:

– Спокойно! Это же ваш приятель, вон там, у бильярда.

– Где?

Естественно, никакого приятеля.

– Наверное, ушел. Он хотел сделать вам сюрприз.

Отправлялся ли он в сортир отлить свой страх, разглядывая привычные взгляду настенные надписи, – натыкался на безобидный вопросик: «Да? с фонариком, что ли?»

На улице прямо перед ним, откуда ни возьмись, появляются какие-то ужасные дети:

– Ты тоже в деле? Ты тоже в деле? Ты тоже в деле?

Он не стал гоняться за детьми.

Он перестал заглядывать в кафе.

Он обходил стороной общественные туалеты.

Он поливал теперь городские стены.

Он боялся вообще куда-нибудь пойти.

Он подумывал, как бы ему убежать от себя, чтобы больше не возвращаться.

Один сутенер-итальянец попытался как-то вступиться за беднягу, обратившись к инспектору, который, кстати, тоже был наполовину итальянец:

– Перестаньте вы над ним издеваться, Силистри, а то он пустит себе пулю в лоб – и все дела.

Это не входило в планы инспектора Силистри.

– Это нежелательно для тебя, Рыбак.

– Но как же я ему помешаю? Он совсем уже с катушек съехал. Не найдет веревку, чтобы повеситься, так просто перестанет дышать, вот и все.

Однако инспектору Силистри важно было не потерять господина Лемана.

– Ладно. Попробуем еще один фокус, последний.

Последний фокус нащупали пятки Лемана, когда он залез тем вечером в спальный мешок: теперешняя его постель, под лестницей одного старого дома, предназначенного на снос, на улице Туртий. Леман забрюзжал, вылез из мешка, чтобы посмотреть, что туда еще набилось. Он вытащил оттуда пластмассовый футляр, холодный и гладкий. Ему пришлось выползти в поисках фонаря, чтобы определить, что это такое. Оказалось – магнитофонная кассета. Надпись гласила, яснее некуда:

Убийство сосунка записали, нужно предупредить остальных.

* * *

Реакция была мгновенной. Внезапно избавившись от своих привидений, забыв все меры предосторожности, которые он принимал до сих пор, полагая, возможно, что его друзья подвергаются огромному риску, пока он их не предупредит, или, напротив, думая, что эта запись – проделки кого-то из банды, Леман припустил по улицам Парижа.

В приступах паники люди сегодня уже не обрывают шнурки колокольчиков, они вдавливают кнопки домофонов, по локоть проваливаясь в толщу пластика и бетона.