Путь к Дюне - Кевин Андерсон

— Каладан, — проговорил сонным голосом стрелок Диган, который недавно вышел из забытья. — Я помню, каким огромным был океан. Казалось, он занимает собой целый мир.

Хох Витт славился тем, что умел неподражаемо рассказывать всякие истории, эта его способность казалась сверхъестественной. Самые жуткие вещи могли казаться вполне реальными его слушателям. Друзья и родные Хоха часто забавлялись тем, что подбрасывали ему какую-нибудь идею, и он разворачивал ее в удивительную историю. Кровь, смешанная с меланжей… Лайнер Гильдии, оказавшийся в неизвестном свернутом пространстве… чемпионат вселенной по борьбе между двумя сестрами карлицами, ухитрившимися выйти в финал… говорящая свинья.

— Нет, никаких историй больше, — со страхом в голосе произнес сержант. — Спи.

— Ты же мастер, ты бард и рассказчик, разве нет? Ты же сам всегда это говорил.

— Теперь я говорю об этом меньше. — Хох Витт отвернулся.

Его предки когда-то были уважаемыми членами древней школы рассказчиков на планете Жонглер. Мужчины и женщины этой планеты были первыми и лучшими трубадурами Империи; они путешествовали с планеты на планету и услаждали слух аристократов и царствующих особ своими рассказами и песнями. Но Дом Бардов распался после того, как выяснилось, что многие из них стали двойными агентами в междоусобных распрях благородных семейств. С тех пор певцам и рассказчикам перестали доверять. Когда аристократы прекратили пользоваться услугами бардов и трубадуров, Дом Бардов потерял свой статус члена Совета Земель и утратил все былое богатство и влияние. Лайнеры Гильдии перестали летать на их планету; дома и вся инфраструктура планеты пришли в упадок. В большой степени благодаря этому упадку развились другие виды искусств — голографические проекции, книги фильмов и записывающие устройства на проволоке шиги.

— Именно теперь надо говорить об этом, дядя. Отвези меня обратно на Каладан. Я не хочу находиться здесь.

— Я не могу сделать этого, мой мальчик, — печально ответил сержант. — Мы завалены здесь.

— Но сделай так, чтобы я думал, будто я там. Только ты можешь это сделать. Я не хочу умирать в этом аду.

Внезапно послышался неистовый писк. Летучие мыши снова оказались в пещере, а Скович изо всех сил старался их поймать. Даже эти крошечные твари не сумели найти выход…

Хотя люди и так уже мало на что надеялись, неудача, постигшая летучих мышей, повергла их в ужас. Дядя Хох посмотрел на солдат, затем перевел взгляд на племянника. Потом он поднял голову, в глазах его была жесткая решимость.

— Тихо! Помолчите все. — Он опустился на колени возле раненого племянника. Глаза сержанта блестели от слез… или от чего-то большего, чем слезы. — Мальчик должен услышать то, что я собираюсь ему сказать.

* * *

Элто лег на спину, прикрыл глаза и приготовился слушать слова, которые нарисуют яркую живую картину в его сознании. Сержант Витт уселся, сделал глубокий вдох, чтобы собраться и сосредоточиться, мобилизовать свое таинственное и зловещее искусство и разжечь в слушателях огонь воображения. Для того чтобы рассказать ту историю, какая была сейчас нужна этим людям, бард должен быть в безмятежном состоянии духа, войдя в тот транс, какому обучались поколения рассказчиков. Этот ритуал подготовки сделает историю доброй и чистой.

Фульц и Скович, неловко поворочавшись, подошли, в конце концов, ближе. Им тоже хотелось послушать, что расскажет сержант Витт. Но его голос подействовал на них как ушат холодной воды.

— Отойдите, это опасно, — грубо сказал он.

— Опасно? — Фульц расхохотался, подняв грязный палец к потолку и обведя им глухие каменные стены. — Расскажи это кому-нибудь другому.

— Ну хорошо, — печально согласился Хох, в душе жалея о том, что воспользовался всеми своими связями, чтобы племянника взяли в элитные войска. Этот юноша, этот мальчик, все еще чувствовал себя здесь чужаком, но — какова ирония жестокой судьбы — именно он вовремя оказался на линии огня и уничтожил одну из харконненовских гаубиц, проявив больше мужества, чем иные бывалые вояки.

Сейчас Хох Витт не ощущал ничего, кроме чувства надвигавшейся огромной — и невосполнимой — потери. Этот прекрасный добрый мальчик, исполненный не только собственных надежд, но и надежд своих родителей и дяди, умрет здесь, так и не раскрыв своих чудесных дарований. Он оглядел пещеру, всмотрелся в лица других солдат и, увидев на их лицах предвкушение и восхищение, испытал мимолетную гордость.

Там, в глуши планеты Жонглер, где прошло детство и юность Хоха Витта, жили рассказчики совершенно особого рода. Даже местные жители подозревали «бардов» в колдовстве и опасном образе мыслей. Они могли плести истории, как смертельно опасную паутину, а для того чтобы сберечь свои тайны, им приходилось многого остерегаться и прикрывать свое искусство флером мистики.

— Скорее, дядя, — попросил Элто тихим прерывающимся голосом.

Сознавая всю неотвратимость того, что он собирался сделать, дядя склонился к уху племянника.

— Ты помнишь, с чего всегда начинаются мои истории? — Он взял молодого человека за пульс.

— Ты всегда предупреждал нас, чтобы мы не слишком верили и всегда помнили, что это всего лишь вымысел… иначе история может стать очень опасной. От нее можно сойти с ума.

— Я снова повторяю это сейчас, мой мальчик. — Он обвел взглядом солдат. — И говорю это всем, кто меня слушает.

Скович насмешливо фыркнул, но остальные хранили серьезное молчание. Может быть, они думали, что это предостережение — всего лишь часть истории, часть иллюзии, которую должен был создать бард.

Немного помолчав, Хох вспомнил методу воспоминания бардов, способ переноса сведений и сохранения их для будущих поколений. Он вспомнил планету Каладан, вызвав у себя в памяти ее образ во всех мельчайших деталях.

— У меня когда-то была моторная лодка на подводных крыльях, — произнес он, мягко улыбаясь. Дальше он начал рассказывать, как плавал на этой лодке по морям Каладана. Он пользовался голосом, как художник пользуется кистью, тщательно выбирая слова — будто смешивая нужные краски. Он обращался к Элто, но история гипнотически окутывала весь кружок слушателей словно дым костра.

— Ты и твой отец вместе со мной выходили в море на недельку порыбачить. Какие это были деньки! Мы поднимались с рассветом, забрасывали сети и вытаскивали их только с заходом солнца, и каждый день отделялся от другого золотистым ободом несравненных солнечных лучей. Мы наслаждались созерцанием моря больше, чем ловом рыбы. Товарищество, дух приключений и борьба с забавными неприятностями объединяли нас, делали одним целым.

В этих словах, точнее, за ними, скрывался молчаливый сигнал: Вдыхайте соленый запах моря, ощутите йодистый аромат высыхающих водорослей… Слушайте шепот волн, плеск рыбы, которая так велика, что мы никогда не смогли бы целиком втащить ее на борт.

— Ночью, когда мы стояли на якоре в островных водорослях океана, в полном уединении, мы допоздна засиживались на палубе, мы — все трое — играли в трик-трак на доске, сделанной из плоской жемчужной раковины и абалона. Фигурки были вырезаны из белого, как слоновая кость, клыка каладанского моржа. Он водится в южных морях, помнишь?