Алиенора Аквитанская. Непокорная королева - Жан Флори

Итак, насчет арабо-мусульманских истоков куртуазной любви можно сомневаться. К тому же это сомнение подкреплено замечанием сирийского принца Усамы, удивленного в 1180 г. той свободой (на его взгляд, шокирующей), которую предоставляли своим женам французские рыцари-христиане. Он собственными глазами видел, как муж отходил от жены, когда та встречала в пути друга и беседовала с ним, и уходил домой, оставляя их беседовать с глазу на глаз! Франки, заключает он, очень храбрые люди, но они воистину не знают, что такое ревность или самолюбие. Однако, как известно, беседа рыцаря с замужней дамой в куртуазной литературе становилась основой интриги, а ревность как раз признавалась в высшей степени недостойным чувством. Отметим также, что «куртуазные» нравы, предоставлявшие женщине ту свободу, к которой с таким недоверием отнесся мусульманский автор, не были порождением литературного вымысла: они оказали влияние на историческую действительность латинского Ближнего Востока, поразив этого умного просвещенного мусульманина, не знавшего об их существовании и с презрением и негодованием осудившего их. Арабское влияние, если оно когда-либо существовало, очевидно, не осуществлялось в направлении куртуазности, такой, какой ее представляли во времена Алиеноры[694].

Куртуазную любовь воспевали не только на лангедокском наречии: ее темы и вариации можно найти в литературе, созданной на старофранцузском языке, а также в областях, где бытовали кельтские языки. Не так давно еще допускали, что Алиенора Аквитанская могла играть главную роль в процессе распространения этой темы на севере: став супругой Людовика VII, она якобы привезла с собой трубадуров и таким образом познакомила Францию с образцами литературного искусства Юга. Впоследствии две ее дочери Мария и Алиса привили новую идеологию своим собственным дворам на севере Франции. Сама же Алиенора, выйдя замуж за Генриха II, распространила куртуазную идеологию при нормандском и английском дворах, покровительствуя поэтам и писателям, тогда как в Пуатье она собирала настоящие литературные дворы. Сегодня у этой гипотезы появилось множество критиков, как мы увидим далее[695].

Прежде всего, необходимо признать, что прямое влияние Алиеноры на своих дочерей, рожденных в союзе с Людовиком, после расторжения этого брака стало опосредованным. Исследователи не находят никаких следов, свидетельствующих об отношениях матери и ее дочерей, тогда как предполагаемое пребывание Марии Шампанской в Пуатье и вовсе остается под вопросом; еще более невероятной кажется их присутствие на «судах любви»[696]. Шампанский двор не был центром распространения куртуазной культуры. Тем не менее можно допустить, что Мария Шампанская покровительствовала Кретьену де Труа и даже выступала его посредницей. Действительно, в первых же строках своего произведения автор недвусмысленно дает понять, что графиня подсказала ему сюжет «Рыцаря телеги», посвященного куртуазной любви, схожей с fin’amors трубадуров, поскольку речь в нем идет о прелюбодейной страсти Ланселота, лучшего в мире рыцаря, и Гвиневеры, неверной жены короля Артура[697]. Введение в повествование рыцаря Ланселота, безупречного возлюбленного королевы, имело огромный успех, что позволило куртуазной проблематике прочно обосноваться в романах о короле Артуре, на которые уже оказал воздействие миф о Тристане и Изольде, чей разрушительный характер Кретьен де Труа, возможно, намеревался смягчить[698].

Вполне возможно, что на сюжет, предложенный Кретьену Марией Шампанской в 1170 г., оказали влияние личность и жизнь ее матери Алиеноры Аквитанской, а также зарождающаяся легенда об этой королеве, увенчанной двумя коронами. По крайней мере, существует доказательство того, что о литературном споре, касающемся так называемой куртуазной любви, прекрасно знали и при дворе Шампани, и при дворе Плантагенета, где, как известно, Генрих II и Алиенора мало-мальски, но покровительствовали поэтам, писателям и даже трубадурам.

Одним из них был Бернарт де Вентадорн. Долгое время считали (порой это мнение можно встретить и сегодня), что он был любовником Алиеноры или, по крайней мере, горячо любил ее, прославляя это чувство в некоторых своих поэмах. Его «Жизнеописание», составленное в XIII в., говорит об этом без обиняков: после того как Бернарт проявил свои таланты трубадура при дворе виконта де Вентадорна, вплоть до того, что соблазнил виконтессу и стал ее любовником, его прогнали, и он нашел убежище при дворе Алиеноры (которую автор называет «герцогиней Нормандской»), где его ждал новый литературный и любовный успех со всеми вытекающими последствиями:

«Кансоны и песни Бернарта очень нравились ей [герцогине Нормандской], и она встретила и приняла его весьма сердечно. Долгое время жил он при ее дворе и полюбил ее, а она его, и сложил он в ее честь множество прекрасных кансон. И вот в то время, как он находился при ней, взял ее в жены Генрих, король английский, и увез из Нормандии в Англию. А Бернарт в грусти и печали остался по эту сторону моря и отправился к доброму нашему графу Раймунду Тулузскому и оставался при нем до самой его смерти»[699].

Несмотря на недавнюю попытку выявить, существует ли связь между поэмами Бернарта и основными событиями в жизни Алиеноры, как и ее перемещениями[700], сегодня уже никто не считает, что между королевой и трубадуром существовала любовная связь. Некоторые полагают даже, что любовные чувства поэта были вымышлены в той же мере, в какой были вымышлены прославляемые им женщины. Но если Бернарт воспевает прежде всего любовь и женщину, как утверждает Ж.-Ш. Гюше[701], он тем не менее придает своей идеальной владычице, ставшей для него вдохновляющим образцом любви, некоторые черты Алиеноры. Очень скоро королева стала воплощением Дамы, являющейся главным персонажем и основным элементом понятия «куртуазная любовь».