Вольф Мессинг. Видевший сквозь время - Эдуард Володарский

Мессинг по очереди пожал футболистам руки.

– Не кажи гоп, пока не перепрыгнул, – улыбнулся Гринин.

– Я сказал – будете! Значит, будете! – Василий посмотрел на часы. – Артем, опаздываем! Нас уже ребята ждут!

– Да мы уж приехали, Василий Иосифович, – отозвался водитель, останавливая машину у обочины тротуара напротив освещенных окон и дверей ресторана «Савой».

Как только черный «ЗИС» остановился, из ресторана выскочили два рыжих швейцара в черных, отделанных золотом ливреях. Один держал нараспашку входную дверь, другой бросился к машине, открыл дверцу, низко кланяясь. Василий Сталин первым выбрался из машины – генеральская шинель расстегнута, под ней виден китель с генеральскими погонами, ордена позвякивали, фуражка едва держалась на затылке. Василий потрепал по плечу швейцара и открыл заднюю дверцу. Из нее выбрался Мессинг, следом за ним – футболисты. И вся компания не спеша направилась к распахнутым дверям «Савоя».

Накрытый стол стоял отдельно от других, хотя и в общем зале. Рядом в бассейне журчал небольшой фонтан. За столом уже сидели четверо молодых ребят, плечистых, с простыми крестьянскими лицами. В глаза била роскошь лепных, с позолотой потолков, мраморных колонн, расписанных стен.

Когда появился Василий Сталин, со всех сторон раздались голоса: «Сталин, Сталин! Это же Василий Сталин!», и все посетители начали вставать. Послышались сначала отдельные, затем дружные аплодисменты.

Василий Сталин нахмурился, громко крикнул:

– Прекратить! Вы не на торжественном собрании! И не на митинге! Отдыхаем и гуляем! Но все же всем спасибо за аплодисменты! – И Сталин-младший тоже несколько раз ударил в ладоши, потом плюхнулся на кресло у стола, присоединяясь к четверке футболистов. Следом за Василием на свободных местах разместились Мессинг, Пэинин и Семичастный.

– Видал, хлопают… – усмехнулся Василий, покосившись на Мессинга. – Хотелось бы знать, когда отец умрет, так же будут мне хлопать, как думаешь, Мессинг?

– Нет, не будут… – негромко ответил Мессинг.

– Вот и я про то же… – Василий весело поглядел на Мессинга. – Ладно, давай, Серега, разливай!

Один из футболистов стал разливать по рюмкам коньяк. Василий первым взял рюмку и окинул взглядом присутствующих:

– До войны у нас был хороший футбол, а после войны будет еще лучше! Всех на лопатки положим! И хоккей будет отличный! За это и предлагаю выпить, ребята!

И все, перечокавшись, выпили, Мессинг тоже. Стол ломился от тарелок с закусками. Все молча стали накладывать себе в тарелки и есть. Василий Сталин нетерпеливо прищелкнул пальцами, и футболист Гринин тут же снова наполнил рюмки. Василий уставился на Мессинга:

– Мне тут говорили – ты предсказал, что Гитлера окончательно расколошматим весной сорок пятого?

– Да, я предсказал это… – Мессинг смутился. – Хотя я всегда сомневаюсь в том, что предсказываю.

– Почему? – напрямик спросил Василий Сталин.

– Я прежде всего человек, а человеку свойственно ошибаться.

– Брось, – усмехнулся Василий. – Сталин тоже человек, хочешь сказать, он может ошибаться?

Мессинг молчал. Василий насмешливо смотрел на него и вдруг рассмеялся:

– Что, поймал я тебя, а, Мессинг? А знаешь, что мне отец сказал? Ошибается тот, кто не боится ошибиться, понял, да? Вот так-то! А вообще я тебя уважаю. Вот их уважаю. – Он ткнул пальцем в сторону футболистов. – Золотые парни! И тебя уважаю! А на всех остальных плюю! Давай за тебя, Мессинг! – И Василий чокнулся с его рюмкой и махом выпил коньяк.

Следом за ним выпили все и снова стали молча закусывать. Василий Сталин нервно защелкал пальцами и уставился на одного из футболистов:

– Ты чё-то мышей не ловишь, Паша? Паша поспешно схватил бутылку с коньяком и стал наполнять рюмки…

Улицы уже опустели. Редкие машины с ревом проскакивали мимо. И в переулке, где находился «Савой», почти все окна в домах погасли, светились только большие окна-витрины ресторана. На дверях изнутри висела табличка: «Свободных мест нет».

Все швейцары толпились в дверях у входа в ярко освещенный зал. Дальше стояли группой официанты с подносами наготове, а впереди них замерли два метрдотеля в черных смокингах, с белыми цветками в лацканах и елейными улыбками на губах.

Ресторан был пуст. Только у фонтана стояли два сдвинутых стола, и за ними гуляла компания Василия Сталина. Теперь там, кроме футболистов и Мессинга, сидели еще четыре размалеванные девицы, с ярко накрашенными губами и прическами «мода 45» с округлыми челками на лбу, в шелковых платьях с глубоким декольте. Вся компания залихватски пела:

Все выше и выше, и выше!

Стремим мы полет наших птиц!

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ!

Аккордеонист и скрипач стояли поблизости от стола, старательно подыгрывали. И вдруг аккордеонист резко пробежал рукой по кнопкам и сменил мелодию. Хор голосов сразу запел другое:

Дождливым вечером, вечером, вечером,

Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего.

Мы соберемся за столом, поговорим о том о сем,

И нашу песенку любимую споем!

Пора в путь-дорогу!

Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем,

Над милым порогом

Качну серебряным тебе крылом!

Мессинг пел со всеми, и одна из девиц, блондинка с завитыми кудряшками, льнула к нему, смотрела влюбленными глазами и дымила папиросой, которую держала между указательным и средним пальцами, отставив руку далеко в сторону.

– Вольф, а ты лапочка! Я от тебя без ума! – томно выговаривала она и другой рукой гладила Вольфа по голове, перебирая пальцами волосы. – У меня никогда не было кавалера с таким заграничным именем – Вольф. Ты чё, немец, что ли?

– Нет, я еврей… – улыбнулся Мессинг.

– Ой, слава Богу, не хватало мне еще с немцем роман завести. – И девица чмокнула его в щеку.

– А ты считаешь, что уже завела со мной роман? – улыбаясь, спросил Мессинг.

– Ну ладно, не будь противным, лапочка… – Девица обняла Мессинга и поцеловала, уже страстно, в губы.

На Сталине-младшем тоже висела девица, гладила его, забираясь рукой под борт расстегнутого генеральского мундира, целуя в губы и щеки. Остальные накрашенные и развеселые «жрицы любви» расположились на коленях футболистов.

– Потапы-ич! – загремел голос Василия Сталина. – Конья-ак кончился-а-а!

Сразу два официанта метнулись во внутренние помещения и тотчас пулей вылетели обратно. Каждые нес по подносу, на котором красовались откупоренные бутылки армянского коньяка.

– И еврейский пенициллин давай! – приказал Василий Сталин.

– Сей момент, Василий Иосифович. Давно готов! Тройной! Такой наваристый! Как вы любите!