Принцип оборотня (сборник) - Клиффорд Саймак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаю, – согласилась она. – Это не совсем тот выбор. Об ацтеках мало известно. Но зато я могу сама придумывать. Так даже интереснее.
Джордж перебил их:
– Все это глупости. Можно писать дневники и воображать себя кем угодно, когда вам нечего делать. А сейчас у нас есть дело.
– Справедливо, Джордж, – подтвердила вторая женщина.
– Вы, активисты, здесь не правы, – возразила Салли. – У фантазеров главное – умение уйти из своей эпохи и окружения и окунуться в другую эпоху.
– Послушайте, – начал Джордж, – я…
– Я согласна, – сказала Салли, – что мы должны работать для этого другого мира. Мы все время ждали этого. Но мы не должны отказываться…
– Хватит, – прервал крупный мужчина, сидевший на другом конце стола. – Хватит болтать. Здесь не место для разговоров.
Салли обратилась к Виккерсу:
– У нас сегодня вечером встреча. Хотите пойти с нами?
Он колебался. В скудном свете лампы было видно, что все внимательно смотрят на него.
– Конечно, – ответил он. – С удовольствием.
Он взял бутылку, сделал еще глоток и передал ее Джорджу.
– Отсюда никуда, – сказал Джордж. – Пока полицейские не успокоятся.
Он отпил и передал бутылку соседу.
Глава 46
Когда Салли и Виккерс пришли, собрание только началось.
– Джордж тоже будет? – спросил Виккерс.
Салли улыбнулась:
– Джордж здесь.
Виккерс кивнул:
– Это не в его духе.
– Джордж – боец, – сказала Салли. – Горячий человек. Врожденный организатор. Не знаю, почему он не стал коммунистом.
– А вы? Такие, как вы?
– Мы – пропагандисты, – ответила она. – Мы ходим на митинги. Говорим с народом. Стараемся их заинтересовать. У нас миссионерская работа, мы обращаем их. А после того как мы их подготовим, ими начинают заниматься такие люди, как Джордж.
Дородная матрона, сидевшая за столом, воспользовалась ножом для разрезания бумаг как председательским молотком.
– Простите, – сказала она тягучим голосом. – Простите. Прошу соблюдать порядок.
Виккерс пододвинул стул Салли, затем уселся сам. Люди в комнате притихли.
Помещение, как заметил Виккерс, состояло из двух комнат, гостиной и столовой; застекленные двери, разделявшие их, были раздвинуты, чтобы получилась единая зала.
«Средняя буржуазия, – подумал он. – Достаточно денежная, чтобы не казаться вульгарной, но лишенная элегантности и изысканности истинно богатых людей. На стенах – подлинники, южнофранцузский камин, старинная, хотя и трудно сказать какой эпохи, мебель».
Он мельком оглядел лица, пытаясь определить, кто эти люди. Рядом сидел явно деловой человек. Чуть подальше – мужчина, волосы которого давно требовали стрижки. Он был похож на художника или писателя, скорее всего непризнанного. А вот та загорелая женщина с серо-стальной шевелюрой не иначе любительница верховой езды.
Но все это не имело никакого значения. Здесь собрались богатые люди, жившие в респектабельных домах, где портье носит ливрею, но такое же собрание происходило сейчас и в каком-нибудь старом доме, где никогда не было швейцара. И в деревушках, и в маленьких городишках также собирались люди. Быть может, в доме директора местного банка или парикмахера. И на каждом таком собрании кто-то восседал на председательском месте и требовал порядка. И на каждом таком собрании сидели люди, похожие на Салли, ждали своего выступления и надеялись обратить других в свою веру.
Председательша произнесла:
– Мисс Стенхоп в списке сегодняшних чтецов стоит первой.
Потом она откинулась в кресле, удовлетворенная тем, что люди успокоились и собрание проходит нормально.
Мисс Стенхоп поднялась, и Виккерс увидел перед собой само воплощение неудовлетворенного женского тела и духа. Ей было лет сорок, широким мужским шагом она подошла к столу. Работа принесла ей финансовую независимость лет пятнадцать назад, и она бежала за призраком, пытаясь укрыться за образом извлеченного из прошлого персонажа.
У нее был чистый и сильный, но слегка жеманный голос, читая, она выпячивала челюсть, словно начинающий оратор, отчего ее шея казалась более худой, чем на самом деле.
– Если вы помните, мой период – гражданская война, Юг, – сказала она и начала читать: – «13 октября 1862 года миссис Хемптон прислала мне свою коляску со старым Недом, одним из немногих оставшихся верными слуг. Другие слуги давно сбежали, оставив ее без всякой помощи. В таком положении находятся многие из нас…»
«Бегство от реальности, – подумал Виккерс, – бегство во времена кавалеров и кринолинов, во времена войны, которая сквозь дымку времени стала казаться романтической, а на самом деле сделала столько людей глубоко несчастными, и они хлебнули в той войне и грязи, и крови, и страданий».
Мисс Стенхоп продолжала читать:
– «Там оказалась Изабелла, и я была рада видеть ее, ведь мы не встречались уже много лет, с того дня в Алабаме…»
Да, это было бегство. Но бегство, ставшее идеальным инструментом для пропаганды другого мира, второй мирной Земли, идущей вслед за этой.
«Три недели, – подумал он, – прошло не более трех недель, а они уже успели создать организацию с Джорджами, произносящими речи и устанавливающими связи под страхом смерти, привлекли множество людей для ведения подпольной работы».
Но и теперь, когда им предлагали другой мир и надежду на жизнь, к которой они стремились, люди ностальгически цеплялись за прошлое, пытаясь воскресить его ароматы. Это говорило о сомнениях и отчаянии, они не хотели отбросить мечту из страха, что действительность рассыплется в прах, стоит им коснуться ее.
Мисс Стенхоп продолжала читать:
– «Я целый час сидела у кровати миссис Хемптон и читала ей ее любимую «Ярмарку тщеславия», которую она не раз прочла сама и которую ей несчетно перечитывали со времени ее болезни».
Но если еще очень многие цеплялись за сладкие мечты, то находились и люди вроде Джорджа, активисты, готовые бороться за осуществление надежд, и с каждым днем росло число их приверженцев, поверивших в новый мир, готовых уйти туда и трудиться там. Они будут произносить речи, исчезать при вое полицейских сирен, отсиживаться в темных подвалах и возвращаться к своей работе, когда полиция уйдет.
«Наше послание в надежных руках», – думал Виккерс.
Мисс Стенхоп продолжала чтение, и председательница сонно кивала головой, по-прежнему твердо держа в руке нож для разрезания бумаг. Одни присутствующие слушали из вежливости, другие – с интересом. Когда чтица закончит, ей зададут вопросы, попросят уточнений и разъяснений, предложат что-то изменить и похвалят за блестящую работу. Потом будут вставать другие, будут читать свои дневники о жизни в другом месте и времени, а все будут сидеть и слушать и играть ту же роль.