Голос крови - Том Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сергей, по словам Стросса, смотрит на вещи точно так же и на «Майами-Базель» пошел исключительно чтобы понаслаждаться этим цирком. Что до нового директора королёвского музея искусств, то его отличает вполне консервативный вкус и академический подход. Дальше Шагала, которого Сергей подарил музею, для него границы современного искусства не простираются.
Общий разговор за столом коснулся ролика на Ютьюбе, где двое белых полицейских избивают черного парня, сопровождая это расистскими выпадами. Все говорят «белые», избегая употреблять слово «кубинцы», чтобы не обидеть певицу и других присутствующих видных представителей этой нации. Так что Магдалене даже в голову не может прийти, что в деле замешан Нестор.
Они говорят о словесной перепалке между мэром и шефом полиции.
Они говорят о текущих проблемах на Гаити.
Они говорят об оживлении на рынке недвижимости.
Магдалена не вступает в разговор, и не только по причине робости: она просто не понимает, о чем идет речь. И потому налегает на вино.
Речь заходит о «Майами-Базель». Мистер Стросс пересказывает слухи про то, как дилеры и консультанты сговариваются между собой и общими усилиями выкачивают десятки миллионов из хедж-фондов и всяких толстосумов.
– Моя приятельница мисс Отеро могла бы вам рассказать, как это делается, – говорит он соседям. – Она была на выставке.
Тут он к ней поворачивается, ожидая, что она поведает всему обществу о том, чем поделилась с ним. Вдруг все сидящие поблизости смолкают, уставившись на нее… и на ее грудь… они жаждут услышать, чем с ними готова поделиться эта юная особа, которая в своем одеянии кажется голой.
Магдалена ощущает почти физическое давление. Она понимает, что ей лучше отказаться, но и Сергей, и мистер Стросс, и остальные – все ждут от нее каких-то подробностей… или она просто гулящая девка без мозгов? Но все ее «свидетельства» основаны на высказываниях Флейшмана, и ей совсем не хочется, чтобы до Мориса… или Нормана… дошло ее «мнение» на эту тему. Они, конечно, не услышат ее в дальнем конце стола… а если им кто-то расскажет после ужина? Но не сидеть же, как запуганный ребенок… перед Сергеем! И вот она начинает… скромно так… говорить, а одиннадцать человек вытягивают шеи… к этому лакомому кусочку… интересно же, что там в головке, если вообще что-то есть, у нашей грудастой. Она пытается форсировать голос и слышит себя как бы со стороны. Три выпитых бокала вина пошли ей на пользу, помогли немного раскрепоститься. Она словно вскользь перечисляет всю порнографию, заполонившую выставку…:::::: Ох, уже наболтала лишнего! Но они все на меня таращатся! Не могу же я язык проглотить, точно манекен?! Вон новые люди перестали разговаривать, чтобы послушать меня! И что, я должна заткнуться? Это, считай, твой выход! Ты должна заслужить их уважение!:::::: Сколько их, этих «новых», поди сосчитай… Дойдя в своем рассказе до момента, как одного коллекционера водил за нос его собственный художественный консультант…:::::: Остановись! Смотри, какая тишина… одна ты болтаешь. На том конце стола сидят Морис… и Норман… Но это твой шанс! Ты не должна его упустить.:::::: она бросается вперед очертя голову,::::: а, будь что будет!:::::: она рисует художественных консультантов этакими сутенерами, требующими высокую плату за… экстаз… да, экстаз! высшее счастье, что ты признан игроком… иг-ро-ком… на этом рынке, возникшем словно по мановению волшебной палочки. Ну что собой представляют так называемые «картины», за которые требуют целое состояние? Воображение без мастерства – вот вам современное искусство. Тут она со всей кротостью и смирением поворачивается к своему соседу:
– Кто, напомните, это сказал?
И с ужасом осознает, что в комнате воцарилась полная тишина. Она, конечно, не упомянула Мориса или фамилию художника, чью картину он купил… как и мисс Карр, его ассистентку… но они ведь не дураки, Морис и Норман.
Магдалена украдкой бросает на них взгляд. Оба ошарашены, как будто получили удар по носу ни за что ни про что. Но она не вправе остановиться… когда на нее смотрит Сергей… и ее новый друг мистер Стросс. Единственное, что приходит ей в голову, – это оставить тему консультантов и переключиться на момент открытия выставки, когда обезумевшие толстосумы рванули к картинам тех художников, которых им порекомендовали. Свое изыскание, больше похожее на сплетню, она сопровождает репликами вроде «конечно, не каждый коллекционер» и «бывают, я знаю, и честные консультанты», но дело уже сделано. Флейшман отлично понимает, что вся эта пикантная история о нем. Не говоря уже о Нормане. Вот кто будет в ярости. Он ведь рассчитывает въехать в высшее общество, уцепившись за фалды своего пациента… и вот, пожалуйста, его же медсестра делает все, чтобы поставить на этом крест!
Сергей весь аж светится. Он в восторге от сказанного. Ее речь – настоящая сенсация! Как и она сама!
До конца ужина она сидит, сгорая от стыда и чувства вины от сказанного, пусть даже имя Мориса и не прозвучало. Воспитанница сестры Клоты – и какое вероломство! Она чувствует себя такой виноватой, что не способна радоваться всеобщему вниманию к своей персоне. Вопросы, вопросы… Какая интересная молодая женщина! До чего же внешность обманчива!
Это повышенное внимание только усугубляет дело. Виновата! Виновата! Виновата! Как она могла так обойтись с Морисом? Норман будет метать громы и молнии… и правильно!
По окончании ужина она направляется прямиком к Сергею, протягивая ему руку и улыбаясь… само воплощение вежливой, благодарной гостьи.
Сергей же, олицетворение радушного хозяина, берет ее ладонь в свои – на лице подобающая светская улыбка – и с протокольной любезностью произносит:
– Как мне с вами связаться?
Место, где Игорь Друкович предположительно удовлетворял свои сексуальные пристрастия, под названием «Горшочек меда», находится на невзрачной улочке, за обветшалыми лавчонками на задворках Коллинз-авеню, в районе Санни-Айлз, там, где Майами-Бич смыкается с материковой частью. Здание больше напоминает пакгауз: большой, серый, безликий, одноэтажный. Но при этом на фасаде красуется ослепительно-яркая, подсвеченная сзади пластмассовая вывеска… огромная, по меньшей мере двадцать пять футов в ширину… с горшком, нарисованным краской апельсинового цвета и окантованным красно-желтыми неоновыми лампочками. Эта зажигательная, кричащая поделка укреплена на отдельно стоящей колонне из стали высотой этажа в четыре. Когда темнело, всякий, кто проезжал по Коллинз-авеню, поневоле глазел на зазывную вывеску:
ГОРШОЧЕК МЕДА
Огромную, яркую, пылающую, вознесенную на сорок футов над землей. Сейчас перед входом в клуб толкутся около десятка мужчин, скудно освещенных обычным электричеством, типичным для ночной жизни Большого Майами. И только слабый отсвет неоновой вывески придает их белым лицам нездоровый оттенок оранжада… сильно разведенного.
Этот образ возникает в голове у Нестора, приехавшего сюда вместе с Джоном Смитом. Нездоровый? Да уж куда хуже, судя по лицу его нового приятеля. Джон явно не в своей тарелке… да и Нестор тоже на взводе. Что он вообще знает о стрип-клубах? Их в Майами насчитывается ни много ни мало сто сорок три… бля, целая индустрия!.. Но Нестор Камачо пока не бывал ни в одном из них. По дороге сюда он развлекал Джона полицейскими байками про веселые притоны. Жаль, чужими байками, хотя со стороны можно было подумать, что он, Нестор, знаком с пороком не понаслышке. Он и сам отдает себе в этом отчет. Тщеславие! Тщеславие!:::::: Коп, не знающий ночной жизни? Это ж ни в какие ворота!:::::: В худшем случае придется блефануть. А вот Джон сразу признался, что никогда не бывал в злачных местах.