В оковах страсти - Дагмар Тродлер

— Этот камень Эрик расписал для Элеоноры, которая завоевала его сердце и навеки овладела им. Она отважно сражалась и пошла с ним в пылающий огонь. Сестра, подруга, возлюбленная — он никогда не забудет ее.

Я с волнением обернулась.

— Тебе не нравится? — разочарованно спросил он. — На моей родине люди расписывают такие камни на память, они лежат на земле повсюду. А этот будет единственным в Германии, в долине Рейна. И посвященным тебе — единственным. — Он приблизился вплотную, взял меня за плечо и увидел следы от слез на моих щеках. — Ты плачешь? Прости, что я не написал нежного письма о любви к тебе, я не умею. — Нежными прикосновениями пальцев он вытер мое лицо. — Был бы я аквийским бардом, я бы осыпал тебя словами о своей любви. Но, любимая, я не таков. В странах Севера воспевают благородных героев и славные сражения, а не любовь к женщинам. — И он беспомощно воздел руки к небесам.

Я не сказала ни слова, чтобы объяснить, чем вызваны мои слезы. Скупые литерные знаки, смысл которых он перевел мне, и были самым настоящим письмом о любви, какое он только мог написать. Оно потрясло меня, но именно теперь я уже больше не сомневалась в том, что это письмо было прощальным.

— Забудь неловкие слова. — Он погасил свечу и потянул меня за собой наружу. — Пойдем наслаждаться солнцем!

Тассиа загодя разложил на циновке ковры и подушки, а теперь и сам вышел из каморки со свежеиспеченным ароматным хлебом. Эрик хитро ухмыльнулся.

— Еврей запретил мне нарушать твой пост. Но мы оба кое-что придумали.

Губы Тассиа чуть тронула улыбка, из-за его спины возник чайник, от содержимого которого исходил чарующий запах.

— Мы просто заварили мятную приправу, которой он обычно посыпает еду, водой. Элеонора, этот горячий напиток имеет необыкновенно приятный вкус!

Эрик поспешил помочь Тассиа поделить на куски хлеб и наполнить напитком бокалы. Я смотрела на него, и мне хотелось плакать.

Черная рука дотронулась до моего лица. Тассиа смотрел на меня, пытаясь что-то объяснить жестами, а потом, отходя, улыбнулся вновь.

— Любовь всегда выбирает каменистые тропы, — перевел Эрик эти жесты и уселся рядом. — Тассиа тоже пришлось однажды пройти той же тропой. И он посоветовал тебе радоваться каждому отрезку пути, на котором нет камней. — Взгляд его излучал радость. — Этот черный тролль с руками женщины очень хорошо к тебе относится. А теперь давай примемся за еду.

Так мы трапезничали, запивая тминный хлеб напитком из мяты, что, по разумению Эрика, были не чем иным, как простыми водой и хлебом, — и я без сожаления и раскаяния наслаждалась этой едой, так как она была действительно вкусной, потому что Эрик был со мной, и я гнала от себя прочь все мысли…

— Гмм… вот так должен начинаться каждый день.

Мы стряхнули тмин с хлебными крошками в воду и, лежа на спине, любовались облаками, проплывающими по голубому небу.

— А знаешь, что летом на Севере не бывает ночи? Бывают дни, когда солнце совсем не заходит, тогда веселятся и пляшут всю ночь. А небо в это время намного голубее, облака же белые, как снег, воздух…

— Ты опять рассказываешь мне сказки, Эрик?

Я повернулась на живот.

— Нет, что ты! Ведь на Севере в зимнее время солнце не светит совсем. Поэтому зимой такая темнота, что можно подумать, будто боги забыли нас. И люди, страшно тоскуя, ждут света и наступления лета… Вообще-то мне кажется странным такое явление с солнцем. Хотел бы я знать, почему так происходит.

— Когда… когда ты думаешь возвратиться туда?

— Когда разрешит еврей. Рана заживает очень хорошо. — Эрик сел, скрестив ноги, и серьезно посмотрел на меня. — Элеонора, ты ведь знаешь, я не могу остаться.

Я кивнула, стараясь избежать его взгляда.

— Ведь скоро твоя свадьба, и ты покинешь этот замок, последовав за своим супругом…

— Никто меня не спрашивал! — выпалила я и ударила кулаком об пол.

Как мог он так легкомысленно отнестись к моим чувствам, точно это семена одуванчика, раздуваемые по ветру?

Он взял меня за руку и улыбнулся мне. В глазах его стояли слезы.

— Я спросил бы тебя… Если бы было другое время и другая жизнь. Если бы ты была какой-нибудь принцессой, а я каким-нибудь королем и мир принадлежал нам, не интересуясь нашими именами, — я спросил бы тебя, Элеонора…

— И я сказала бы «да», — задыхаясь, прошептала я.

Глубоко вздохнув, он поцеловал мою руку. Я почувствовала, насколько тяжело ему было сдерживать себя.

— Я должен прекратить эти фантазии. Элеонора, ты заслуживаешь много большего, чем бывшего раба, поверь мне. Тебе нужен мужчина, способный обеспечить тебе достойную жизнь и доброе имя детям, которое подарят тебе боги. Мир должен лежать у твоих ног…

— Мне он не нужен, Эрик, — пробормотала я, вытирая слезы. — Почему ты не спрашиваешь меня…

— Позволь мне договорить, Элеонора. Дай мне сказать обо всем так, как это на самом деле. Меня лишили всего — имени, чести, я гол как сокол. Единственное, что у меня есть, — это моя жизнь. А это не так уж много.

— Ты рассказывал о своей матери, — обратилась я к нему. — Что с ней?

— Элеонора, если в моей стране кого-то, как меня, лишают чести, то он может возвратиться туда только после попытки восстановить свою честь и доброе имя.

— И… и ты не можешь сделать это?

— Мы называем это кровной местью, — тихо произнес он, будто освободившись от тяжелого груза. — Я должен убить твоего отца, понимаешь? Заплатить его кровью за мою честь. — Он бросил на меня уничтожающий взгляд, от которого у меня перехватило дыхание. — Но я могу попытаться попросить у короля пощады. Может быть, он и пойдет на это. Я не знаю. Я вообще не представляю своего возвращения домой.

Он глубоко вздохнул и замолчал. Кровью моего отца — за его честь? Мне стало холодно.

Эрик опять лег на спину и задышал спокойно и ровно. Руки его теребили травинку…

— Расскажи мне о твоем доме, — тихо попросила я.

— Мой дом? Девочка, многие годы прошли с тех пор, как я покинул его!

— Ну расскажи, как ты жил там раньше. — Я положила голову ему на грудь и провела пальцем по его губам. — Расскажи мне хоть что-нибудь. Большим ли был замок, в котором ты жил? Сколько слуг у вас было? Просто расскажи…

Пусть будет о чем помечтать, когда тебя не будет рядом.

— Рассказывать — значит будить тоску по родине, Элеонора. — Он принялся рассматривать деревья. — У нас… у нас был большой дом в Уппсале, — просто начал он и притянул меня к себе. — На Севере нет замков, которые ты имеешь в виду. Люди живут в деревянных длинных, больших домах, и богатые убирают их изнутри коврами, дорогостоящими мехами. Когда отец умер, у нас был новый дом на другом конце города, довольно далеко от храма и рощи богов. Чтобы ты знала, моя мать была очень набожной. Она была первой женщиной в Уппсале, у которой при доме была собственная церковь. И как только в нашем доме появился священник, я стал то и дело с ним спорить. — В задумчивости он начал рассматривать свои руки. — Семья решила направить меня к Вильгельму. И все эти годы я испытывал страшную тоску по дому моей матери… по огромным лесам и лугам, на которых пасся скот. Там повсюду небольшие ручьи, впадающие в реку Фюри. И есть озерко, в котором ребенком я научился плавать. Когда мне было двенадцать лет, отец подарил мне вороную лошадь, и мы вместе с ним скакали на север охотиться на дичь. У меня был замечательный лук из древесины ясеня и стрелы с разноцветными перьями, которые мне вырезал сам отец. Иногда мы бывали на озере Мэлар — таком огромном, что не видно было ни конца, ни края. Зимой по его льду можно было ходить и кататься. На берегу у нас был небольшой домик, и когда отцу приходилось уходить на войну, мать с нами перебиралась туда. На озере было бесчисленное множество островов, и каждый день мы могли находить для игры новый, а потом, вечерами, мы ели рыбный паштет и пирог с ягодами, который пекла наша мать. Этот пирог очень любила моя старшая сестра. — Он немного помолчал, что-то обдумывая или вспоминая. — Как, интересно, выглядит сейчас Зигрун? Наверняка у нее уже много детей… Знаешь, моя семья — одна из самых богатых и уважаемых во всей стране. Юнглинги владели ею с древних времен, а сейчас нас осталось не так уж и много. Я являюсь последним потомком по мужской линии, и если у меня не будет детей, то моей обязанностью будет закопать в землю меч семьи. Но я уверен, что этого не случится. — Он улыбнулся. — Очень важно иметь могущественную семью. Клан определяет твою жизнь, каждый шаг, который ты совершаешь, так как знает, что для тебя благо, а что нет. Он как пристанище, которое всякий раз принимает тебя, если ты придерживаешься его правил. Быть может…