Южный ветер - Норман Дуглас

— Моей семье нанесено оскорбление! Я его так не оставлю. Они увидят, на что способен смиренный слуга Господень.

Сказав так, он препоясал чресла для битвы, лично сходил на почту и отправил длинную телеграмму грозному дону Джустино Морено, парламентскому представителю Непенте, вкушавшему, как знал каждый читатель газет, краткий отдых на юге, в кругу близких. То было продуманно льстивое послание. Оно содержало просьбу о том, чтобы знаменитый юрист и политик принял на себя защиту родственника «парроко», сироты, совсем ещё ребёнка, неправедно обвинённого в убийстве и взятого по произволу под стражу, и соблаговолил того ради принять жалкий гонорар в пять тысяч франков — самое большее, что удалось наскрести приходскому священнику, бедному, но ревнующему за честь своей семьи. Если бы великий человек принял приглашение, он мог бы прибыть на остров уже завтрашним судном. «Парроко» полагал, что это не лишено вероятия. Дон Джустино был рьяным католиком, и простодушная просьба священника из его избирательного округа могла произвести на него благоприятное впечатление. Он много раз обещал навестить своих непентинских избирателей. Теперь ему предоставлялась возможность убить одним выстрелом двух зайцев.

При обычных обстоятельствах для того, чтобы новость частного характера просочилась сквозь стены почтовой конторы и стала всеобщим достоянием, требовалось пять минут. Однако данное послание, благодаря его предвещавшему столь многое смыслу, вообще никуда просачиваться не стало. Оно полыхнуло, как пламя, породив у людей чувство радостной приподнятости, чувство ожидания выдающегося события — битвы между Ватиканом и Квириналом{158}. Это событие, увенчав собою убийство Мулена — много более предпочтительное, чем его предполагаемое бегство, — заставило граждан Непенте возбуждённо, почти бессвязно обсуждать вопрос о том, что будет дальше. Лишь члены клуба «Альфа и Омега», находившиеся под благодетельным влиянием Паркеровой отравы, восприняли накатывавшиеся на них одна за одной волны информации с полной невозмутимостью, от начала и до конца сохранив свойственное им чувство соразмерности.

— Слыхали новость? Мулен смылся.

— Я так и думал, что этим кончится.

— Говорят, долгов наделал.

— А как же. Иначе бы не сбежал. Как бы там ни было, скатертью дорожка.

— То же самое и я говорю. Правда, этот прохвост задолжал мне целый бочонок виски.

— Вам повезло. Мне он обошёлся в тридцать франков.

— Чтоб у него глаза повылазили. Полагаю, мы тут не одни такие.

— Да уж будьте уверены. Пойдёмте, выпьем…

— Слыхали новость? Мулена ухлопали.

— И поделом ему. Мерзавец должен мне два с половиной франка. Готов поручиться, всё вышло из-за денег.

— Ничего подобного. Тут замешана одна девчушка. Пырнули ножом в живот. Часов в одиннадцать ночи, судя по всему. Уж он визжал — за милю было слышно.

— Я в это не верю. Он не из таких.

— Не из таких? Что вы хотите этим сказать?

— Не из таких.

— Да из каких таких-то? Нет, серьёзно? Ну, давайте. Что вы такое говорите, ей-богу? Почему вы так думаете?

— Думаю? Я не думаю. Я знаю. Заплатите за мой стаканчик и я вам всю правду скажу…

— Слыхали новость? Дон Джустино приезжает.

— Старый бандит? С чего это он?

— Этому, Мали… — как его там — голову откручивать. Тут теперь такая свара начнётся. Следовало бы поблагодарить Мулена за развлечение.

— Ещё не хватало. Может, он для того и позволил себя укокошить, чтобы нас повеселить? Да если и так, я бы развеселился сильнее, верни он мне мои семнадцать франков.

— Вам нынче не угодишь.

— Если бы вы вчера так же нарезались, как я, на вас бы тоже угодить было трудно. Посмотрели бы вы, что у меня в голове творится. В неё можно баржу угля перекидать и ничего не останется.

— Ну, это дело поправимое. Дёрните стаканчик.

— Ещё как дёрну…

Синьор Малипиццо услышал о новости, сидя за завтраком. В первую минуту он решил, что священник спятил. Дон Джустино — Господи-Боже! Пять тысяч франков. Откуда у него такие деньги? Потом он вспомнил о слухах насчёт органа и чека старика Коппена. Проклятые иностранцы, вечно они лезут в местные дела! Если б «парроко» и впрямь исповедовал бедность, как положено по их уверениям этим ханжам-христианам, он бы никогда не нашёл таких денег. Дон Джустино. Какой ужасный поворот событий. И всё из-за того, что Мулен позволил прикончить себя. Проклятые иностранцы!

Сердце его упало. Он полагал годик-другой подержать священникова племянника в тюрьме, а потом уже осудить. Придётся всё переигрывать. Если дон Джустино приедет, суд надо будет назначить на следующее утро — хотя бы из вежливости к человеку его положения, к человеку, благосклонность которого необходимо снискать любой ценой. Судья уже винил себя за то, что арестовал юного идиота. Этот поступок грозил сделать его слишком заметным. До сих пор, по причине полной его незначительности, Судья избегал внимания выдающегося католического депутата. Кому какое дело до политических и религиозных взглядов какого-то непентинского судьи — или до способов, которыми он насаждает закон? Теперь всё изменилось. Он оказался на виду. А это может кончиться — кто знает, чем это может кончиться? У него и помимо клерикалов врагов на острове хватает; приезд дона Джустино может привести к общей проверке его судебных трудов. Быть может, уже завтра ему придётся предстать перед этим чудовищем. Дон Джустино! Судья знал о его репутации. Каморра{159}, самая отъявленная Каморра. С таким шутки плохи. Он никогда не угрожал, он сразу действовал. Синьору Малипиццо не улыбалась перспектива расстаться со своей прибыльной должностью. Ещё менее улыбалась ему перспектива как-нибудь под вечер получить из-за стены заряд картечи в печень. Такова была весёленькая манера дона Джустино расправляться с людьми, которые его раздражали. Чёртовы клерикалы с их кровавыми, несовременными методами. Папство и Каморра — близнецы-братья, кто посмеет заглянуть в их глубины? То ли дело масоны! Масоны сражаются за просвещение народа, запутавшегося в тенётах священников и запуганного угрозами головорезов. Дон Джустино. Мать Пресвятая Богородица! Что-то сулит ему завтрашний день?

Размышляя таким образом, Судья с негодованием смотрел на еду. Аппетит пропал — его даже подташнивало немного. Внезапно он резко отодвинул тарелку и заковылял прочь из комнаты, забыв даже допить вино. Он пересёк раскалённую рыночную площадь, чтобы отдать необходимые распоряжения верному, испытанному писцу, которому, поскольку он также прослышал о телеграмме «парроко», перемена настроений начальника отнюдь не показалась неожиданной.

— Если появится этот бандит, юный идиот должен завтра же предстать перед судом.

— Хороший ход, — откликнулся седоголовый писец. — Это поубавит ему прыти. И докажет…

— Конечно докажет. А теперь, дон Карло, идите, вздремните немного. Я пока побуду здесь, приведу бумаги в порядок. Приятных снов!