Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Этот кровавый эпизод заканчивает собой боевую хронику Редут-Кале. Спустя два года сама Поти пала, а приобретение Сухум-Кале и Анапы с более удобными рейдами лишило Редут-Кале и того значения, которое он, как приморский порт, мог иметь в торговом отношении.

Имя Несветаева принадлежит к популярнейшим именам на Кавказе. Он – один из тех, на которых – по справедливому выражению историка – покоятся славные традиции кавказского войска.

Вся жизнь Петра Даниловича Несветаева с самых молодых лет прошла среди бранных тревог и русской полковой жизни. Происходя из мелкопоместных дворян Ярославской губернии, он начал службу еще в 1773 году рядовым в лейб-гвардии Измайловском полку. Оттуда, с производством в офицеры, он назначен был в один из армейских пехотных полков, с которым и участвовал в Финляндской кампании. Здесь, в бою у деревни Старкупес, в 1788 году, Несветаев был ранен картечью в голову и заслужил за отличия в делах два чина: секунд– и премьер-майора. Когда мир был заключен, полк перевели в Литву, и Несветаеву пришлось участвовать в делах при Гродно и Вильно. И уже здесь обратил на него внимание бывший тогда военным начальником края князь Цицианов, отличивший в молодом офицере качества будущего талантливого деятеля на военном поприще. При императоре Павле служебные повышения Несветаева шли чрезвычайно быстро: в 1797 году он был произведен в подполковники, в следующем году – в полковники, а еще через год – в генерал-майоры, с назначением вместе с тем шефом Саратовского пехотного полка, квартировавшего тогда в Рязани.

Привольная стоянка в одной из богатейших русских губерний дала Несветаеву возможность устроить и привести полк в блестящее состояние, и когда, по прошествии четырех лет, именно – в начале 1804 года, он был передвинут в Грузию по случаю персидской войны, то князь Цицианов писал государю, что ему «мало доводилось видеть таких прекрасных полков, как Саратовский».

Этому много способствовал и личный характер самого Несветаева: он был человек одинокий и в высшей степени бескорыстный, собственные его нужды были весьма ограничены; жизнь он вел самую простую, настоящую солдатскую, и все, что имел, обращал на помощь солдатам и бедным офицерам; последние всегда были обмундированы и снабжены всем нужным на его счет. Притом он был тактичен и деликатен и умел обходить острые стороны благодеяний; все давалось им тогда взаймы и даже записывалось в долговую книгу, но затем в возврат от офицеров уже никто ничего и никогда не требовал. Когда же должник по какому-нибудь случаю выбывал из полка, Несветаев своей рукой вычеркивал в книге долг и, прощаясь, говорил только: «Христос с тобой! Прощай, брат, не поминай нас лихом, а мы с тобой совсем квиты».

Враг сухой формалистики, он не терпел вместе с тем упущений по службе, и можно себе представить, как его любили, как привязывались к нему солдаты и офицеры и какой действительно образцовый должен был быть Саратовский полк его.

Самому Несветаеву не пришлось участвовать в Персидском походе 1804 года. Задержанный служебными делами, он остался на линии, рассчитывая догнать свой полк на почтовых, но по прибытии во Владикавказ он узнал, что сообщение с Грузией прервано внезапным восстанием осетин. Положение дел, которое застал Несветаев во Владикавказе, было далеко не блестяще. Неосторожное и иногда жестокое обращение некоторых русских чиновников с осетинами давно уже подготовляло почву для ропота и для успешного подстрекательства со стороны разных пронырливых личностей, и осетины, наконец, ждали только удобного момента для открытия возмущения.

Случай к тому скоро представился. Осетины воспользовались отсутствием в Грузии войск, ушедших к Эривани, и изолированным положением нескольких русских постов, разбросанных по Военно-Грузинской дороге, чтобы поднять знамя восстания. Тагаурцы, а вслед за ними и другие племена, жившие по Арагве, обложили эти посты и, пользуясь гористой местностью, прекратили сообщение линии с Грузией.

По первому известию об этом князь Цицианов отправил в Тагаурское ущелье подполковника Эристова с приказанием восстановить порядок. Фамилия Эристовых (от «эриставов» – титула осетинских владельцев) всегда имела влияние на осетинские племена, к которым принадлежали тагаурцы, а потому Цицианов вполне рассчитывал на успех экспедиции. Но вышло иначе. Когда Эристов прибыл в Ананур с ротой Севастопольского полка, то нашел восстание уже в полном разгаре; мятежники не слушали никаких увещаний и принудили его отступить к Тифлису. Вслед за тем тагаурцы потребовали очищения Ларса, где стояла рота Казанского пехотного полка, охраняя вход в Дарьяльскую теснину, и скоро поставили эту роту в положение поистине отчаянное. Окруженная со всех сторон мятежниками, она совершенно не имела провианта, так что солдаты в течение целого месяца питались почти одним только щавелем, добывая немного хлеба от самих тагаурцев же за одежду и даже за амуницию. Когда же все, что можно было продать, было распродано и когда даже съедобной травы уже не стало, комендант крепости майор Щигалев решился отступить во Владикавказ, чтобы спасти, по крайней мере, остальных людей от голодной смерти. Падение Ларса передало в руки мятежников весьма важное в военном отношении Дарьяльское ущелье и безмерно затруднило усмирение мятежа.

Через Дарьяльское ущелье толпы осетин прошли к деревне Стефан-Цминде и обложили замок, где засела русская рабочая команда из тридцати четырех солдат под начальством полковника Дренякина. Вместе с ней попал в засаду и преданный России сам владелец этой деревни, правитель Хевсурского округа майор Казбек, которому мятежники тщетно предлагали принять над ними начальство. Два дня шла перестрелка, а на третий положение осажденных неожиданно сделалось отчаянным вследствие измены, обнаружившейся среди самого гарнизона, и жители один за одним стали перебегать к мятежникам. Истощив все средства обороны, русская команда должна была сложить оружие и вместе с Дренякиным взята в плен, а на Казбека осетины наложили большую контрибуцию. Почти одновременно с этим был вырезан и весь Кайшаурский пост у Ломийской горы.

Во Владикавказе находился в то время донской казачий полк Рышкова (Рышкина?), который дожидался только спада вод в Тереке, чтобы пройти в Грузию. В эту пору общей смуты и неудач Цицианова под Эриванью Грузия казалась находящейся в последней крайности, и князь Волконский приказал этому полку как можно поспешнее пройти в Закавказье, избрав для того путь по Куртонскому ущелью, по уверению жителей, безопасный. Осетины напали на полк в Девдоракской теснине и нанесли ему тяжкое поражение. Полк потерял всех своих лошадей и половину людей; шедшая с ними рекрутская партия потерпела также значительный ущерб.

Увлеченные рядом успехов, осетины двинулись на Ананур, присоединив к себе по пути хевсуров, пшавов, тушин и приглашая за собой все соседние горские племена. В то же время они призывали к себе из Имеретии грузинских царевичей Юлона и Парнаоза, братьев последнего грузинского царя Георгия. Царевичи отправились в путь, но около Цхинвала наткнулись на роту штабс-капитана Новицкого. Схватив в лесу грузинский пикет, Новицкий узнал, что царевичи ночуют в Шагарбели, и в ту же ночь с сорока егерями напал на деревню. Произошла рукопашная схватка, в которой Новицкий лично взял в плен царевича Юлона, едва не погибшего под штыками солдат. К несчастью, Парнаоз успел бежать и в несколько дней пробрался в Осетию. Царевич Юлон со всем его семейством был сослан на жительство в Тулу, а штабс-капитан Новицкий за свой отважный подвиг получил следующий чин и орден Святой Анны 3-й степени.