Заказ - Константин Кульчицкий

Девушка дремала, убаюканная тихой музыкой и плавным покачиванием автомобиля. Должно быть, она в самом деле теперь легко уставала… Сон стёр с её лица жизнерадостную весёлость, и Антон рассмотрел бледную до прозрачности кожу, впалые щёки, страдальческую складочку между бровей… «Полгода, – вспомнилось ему, – в лучшем случае годик…» Тут она чему-то улыбнулась во сне, чуть подвинулась, устраиваясь удобней… И Панама осознал, что она накинула на себя его кожаную куртку, и та обнимает и греет её, как объятие, и…

Антон с трудом заставил себя отвернуться и невидяще уставился в лобовое стекло. Он сам не понимал, что с ним творилось. В душе неведомо откуда поднялась такая волна нежности и тепла, что стало трудно дышать. Некая часть его существа пребывала сейчас на заднем сиденье и бережно обнимала спящую девушку, следя, чтобы ей было хорошо, тепло и покойно, чтобы ничто не потревожило её сон. А зачем нужна железная шея, как не затем, чтобы её обняли такие вот слабенькие, хрупкие руки, зачем крепкое плечо под кожаной курткой, как не затем, чтобы Любаша могла прижаться щекой и почувствовать, что он рядом, а значит, будет всё хорошо…

Фаульгабер мельком взглянул на него. Потом в зеркальце на Любашу. И шепнул:

– Спит?..

– Спит, – тоже шёпотом отозвался Панама.

Минут через пятнадцать Семён высмотрел впереди указатель. Плавно сбросил скорость и свернул на дорогу, ведущую в животноводческое хозяйство, так аккуратно и мягко, словно вёз детскую коляску по садовой тропинке.

Музыка по радио сделала паузу. Смолкли электронные ритмы, остался лишь приглушённый стук дождя по металлической крыше, да ровный гул двигателя, да изредка – плеск воды, ударявшей в днище из-под колёс…

А потом где-то в недрах студии поменяли компакт-диск, и над промокшими соснами, над быстро бегущей машиной началось величавое шествие простой и царственной в своём благородстве мелодии. Музыка рвала облака и впускала в серый мир солнце и молнии, она проникала в самые глубины души, изгоняла из неё всё мелкое и недостойное, рассказывала о несбыточном и высоком, о гибели и надежде, о последнем бое и о бессмертной любви…

Мелодия «Романса» Свиридова.

…Баталия на манеже «Юбилейного» развернулась нешуточная. В последний день разыгрывался самый престижный и значительный приз, а потому кипение страстей достигло предела. Желание выиграть толкало спортсменов на риск – и одним адреналин в крови помогал мобилизоваться и выдать максимум возможного, других заставлял нервничать и совершать всё больше ошибок. Летели наземь жерди и уносили с собой чьи-то шансы на выигрыш. Более удачливые и хладнокровные показывали высочайшее мастерство, до предельной резвости разгоняли коней, «на одной ноге» выполняли казавшиеся невыполнимыми повороты… Лошади выпрыгивали из немыслимых положений – причём всадники некоторым чудом умудрялись не помешать им – и снова мчались вперёд. Раздувались ноздри, блестели внимательные глаза, реяли, как боевые знамёна, пышные ухоженные хвосты…

Трибуны ликовали, приходили в отчаяние, замирали в безмолвном сопереживании – и опять ликовали. Азарт спортсменов заражал зрителей и возвращался обратно усиленным в тысячу крат. Судьи несколько раз призывали гостей дворца к сдержанности, опасаясь, как бы аплодисменты или дружный стон зала не помешали всадникам на маршруте. Всё бесполезно! На энергетической карте города «Юбилейный» определённо сиял как большая, мерцающего блеска звезда!..

Среди таких протуберанцев страстей лишь последнее бревно осталось бы безучастным. Даже Сергей время от времени забывал, что сегодня был самый что ни есть решающий день, когда всё должно было окончательно проясниться. То есть вечером ему предстояло либо целовать вызволенного Кузьму… либо вешаться, под вопли Кошмара, на Анькиной импортной люстре. Приблизить развязку или повлиять на неё Серёжа не мог (попробовал вот, так чем кончилось! Даже вспоминать больно…), и потому изо всех сил старался не думать ни об уехавшем куда-то Антоне, ни о генах в пробирке, ни о «коренастых и русоволосых» или, наоборот, «темноголовых и рослых»…

Иногда ему это удавалось. Например, когда серебристый жеребец под молодой немкой прямо-таки лебедем проплыл над всеми препятствиями, а после финиша, словно приветствуя зрителей, явно в порыве чувств вскинулся на дыбы и пробежал несколько шагов на задних ногах…

Однако следом яркие краски манежа вдруг меркли у Сергея перед глазами, он заново осознавал, что где-то в недоступных для него сферах решалась – вот прямо сейчас и решалась! – судьба лучшего на всём свете коня… и в животе становилось мерзко и холодно…

Он в который раз посмотрел на часы: «Блин, где же Антон? В лесу заблудился? Мог бы и позвонить…»

Аня, как это у них порою случалось, ответила на его невысказанные мысли:

– Это же деревня, Серёжа. Маленькая деревня в лесу… Два коровника и телефон на центральной усадьбе. А у него и так счёт на минуты…

На самом деле Панамореву многое могло помешать отзвониться Ане на сотовый. В том числе авария на шоссе.

Сергей решительно отогнал от себя сперва видение перевёрнутой и сплющенной машины в кювете, потом – этой же машины, безнадёжно застрявшей в глубокой, танку не вылезти, колее…

Рыжий Рейсфедр вынес на манеж элегантную москвичку Наташу, взял два первых препятствия, и стало понятно, кто сегодня главный претендент на победу. Сергей снова подался вперёд, во все глаза наблюдая за всадницей и конём…

Аня же больше смотрела на его локоть, плотно прижатый к правому боку. Мужчины, чёрт бы их взял!.. Будто она не видела, как он вздрагивал, забираясь в «Тойоту»… а потом после каждой рытвины зеленел… Того не может понять, что у неё у самой от его вида правый бок уже начал болеть!

Она ощутила, как к глазам снова подступила никому не нужная влага, и поспешно отвернулась, чтобы Сергей не заметил. А когда вновь посмотрела на него, то увидела, что он осторожно ёрзает в пластиковом кресле, собираясь с духом для усилия, потребного, чтобы подняться.

– Ты куда? – сразу испугалась она. – Тебе плохо?..

– Умирать поползу, – буркнул Сергей. – В тихом уголке… – У Ани запрыгали губы, и он объяснил, почти извиняясь: – В сортир наведаться надо. Кто меня всё утро куриным бульоном накачивал?..

Серёжа отсутствовал долго, гораздо дольше, чем требовалось для похода в туалет и обратно. Он вернулся, когда на манеже сражался с препятствиями рослый поляк на маленьком, но невероятно прыгучем коне. К этому времени Аня на всём серьёзе собиралась отправляться на поиски. Оглядываясь, она наконец-то увидела Сергея в проходе: он махал ей рукой, требуя немедленно подойти. Жесты были совершенно отчаянные, а лицо – перекошенное и белое, как бумага. Аня испуганно вскочила и почти бегом поспешила к нему под раздражённое шипение зрителей, которым она наступала на ноги и мешала смотреть.

– Анька, беда! – встретил её Сергей. – Заказа увезли…

– Как?.. – ахнула девушка.

– А вот так. Прохожу я по коридору, в окно, конечно, смотрю, а двери обоих шведских боксов – нараспашку…