Хемлок, или Яды - Габриэль Витткоп

Проявив необычайную изобретательность, Августа выпросила у матери персиковое сатиновое платье и собственноручно выкрасила машинный гипюр в табачный оттенок. Она купила очень тонкие коричневые льняные чулки и бальные туфельки почти такого же цвета, как платье. Застегнула шарообразные пуговки корсажа, надела золотое колье, заплела красивые волосы в шиньон и положила в вышитую бисером сумочку, которую с массой предостережений одолжила тетушка Мёртл, надушенный лавандой носовой платок. Посмотрев в зеркало, Августа увидела, что она очень красивая. Красивая оттого, что решалась ее судьба. День и впрямь выдался судьбоносным.

Августа боялась опоздать, но не хотела прийти и раньше времени. Мать, тетушка Мёртл и Эмма похвалили ее наряд, она уже закрыла за собой дверь, как вдруг заметила тень на стене лестничной клетки. Красноречивый и вместе с тем неясный силуэт излучал ожидание, коварную терпеливость не то паука, не то крокодила. Вырезанная фигурка, пышущая угрозой и дрожавшая от злорадства. Силуэт охотничьей фуражки с двойным козырьком, похожей на головной убор человека, увиденного шесть лет назад в обществе девицы Эддоуз (в «Пенни» приводились показания свидетеля), всего за несколько минут до того, как констебль из Сити обнаружил на углу Майтер-сквер ее развороченный труп. Непрозрачная, плотная проекция, отягощенная неотвратимостью и бесповоротностью: замысел, который уже невозможно разрушить. Разве что пойти на попятный, быстро отступить к двери и запереться за спасительной створкой. Августа так испугалась, что даже не вскрикнула: язык онемел, когда тень на площадке вздрогнула из-за оклика. Августа боялась глубоко вздохнуть и сжалась до размеров собственного сердца, стучавшего в висках. К счастью, ключ еще торчал в замке, иначе она бы его не вставила. Задвинув наконец засов, девушка бессильно сползла на гранатовый цветочный узор ложновосточного ковра.

Когда она пришла в чувство, в приоткрытую дверь столовой все еще лился свет, а из кухни вместе со звуками обеденных приготовлений доносился голос миссис Гудвин, перемежаемый голосами тетушки Мёртл и Эммы. Августа с трудом встала и, шатаясь, поднялась по лестнице на чердак. Она упала на кровать прямо в одежде, не снимая даже перчаток: шляпка сползла набекрень, аромат золотисто-каштановых подмышек, оставивших огромные влажные ореолы на розовом сатине, смешался с затхлым запахом агонии - стародавним дыханием ужаса. От потрясения Августа забылась глубоким сном, очнулась только посреди ночи и лишь тогда сняла испачканную одежду. Ей не хватило сил даже расплакаться.

Гамильтоны сильно расстроились, что она не пришла, и немного обиженно утверждали, что Августа наверняка приглянулась бы Джорджу. И это была сущая правда, ведь он всю жизнь мечтал встретить грациозную девушку с круглой головкой, золотисто-каштановыми волосами, толстоватым носом, болыиеватым ртом и бархатистой кожей. Порою он на это еще уповал, но надежды постепенно таяли.

Утром следующего дня Джордж Гамильтон отбыл в Саутгемптон, чтобы затем отплыть в Пенанг, куда Августа не приедет к нему никогда.

Следуя прерафаэлитской моде, она гладко причесала волосы на прямой пробор, дабы скрыть пусть маленькие, но чересчур закругленные и смешные уши. Августа была нервной и экзальтированной, изводила себе бесконечным ожиданием. К двадцати трем годам фактически превратилась в старую деву, и взгляд ее был столь явственно жертвенным, что все мужчины в испуге разбегались.

В ее жизни ничего изменилось, не считая того, что зимой 1897 года Эмма начала харкать кровью и вскоре уехала в деревню умирать. На ее место Миссис Гудвин взяла Флоренс, которая говорила мало, но все вокруг себя крушила. Отношения между Августой и Гамильтонами, ослабившиеся за последние годы, почти совсем прервались, после того как Глэдис вышла замуж за йоркширского промышленника. Августа часто появлялась на людях - в надежде на встречу, которая изменит ее жизнь. В театре она довольствовалась дешевыми местами, на теннисе всегда видела одних и тех же партнеров, причем никто из них не заслуживал внимания, а на выставках и в художественных галереях можно завязать отношения лишь в том случае, если вы с кем-нибудь уже знакомы. Августа ощущала себя узницей и списывала собственные неудачи на Лондон, возненавидев этот бурый, пропахший угольной пылью город, похожий на беспрестанно шевелящегося спрута, который питался бесчестьем и скандалами (взять хотя бы тот случай пару месяцев назад, когда на одного литератора вылилось столько грязи).

Меньше всего изменился дядюшка Фред - застывший снаружи, но подвижный внутри, точно муар. Его образы по-прежнему плодили друг друга, а рассказы из одной отправной точки расходились в разные стороны. Надо было слышать, как он воскрешал в памяти Индию первобытных богинь, к которым возвращается все; овулирующих мокрых матерей; амниотические океаны и эмбриональные горы; матерей, восседавших на престоле и хранивших в рудниках изумруды; крылатых матерей, вызывавших бури; и змеевидных, с реками вместо туловищ; пожирающих и порождающих матерей; матерей вечных агап и бесконечных родов; слонообразных матерей скал и источников; матерей, носивших гирлянды из камней или являвшихся в облаках; матерей, рокотавших в лаве; вселенских русалок, развернувшихся венчиками лотосов и кольцами кобры. То были другие матери - вовсе не такие, как миссис Гудвин. Индия... Ах, Иннндхия...

Пытаясь хоть чем-то заполнить эти большие каникулы сердца, да и за неимением лучшего, Августа влюблялась то в тенора Стивена в роли Риголетто, то в Макса Грейвса в роли Макбета, а то и в Джорджа Александра, игравшего Джона Вортинга.

Шахматная партия, едва начатая в гостиной Синд-клуба двумя молодыми лейтенантами, не задалась с самого начала. Трудно было сосредоточиться на игре, когда в соседней комнате выступал майор Снеллер: его чревовещательный голос, пусть не такой уж сильный, пронизывал гортанным урчанием пространство, заглушая равномерный скрип панкхи[197], звон бокалов и шум суетливой беготни.

— Конечно, скандал пока еще не разразился, - мрачно цедил майор Снеллер, - но я вынужден признать, что угроза растет с каждым днем. Этого нельзя допустить, каждый из нас обязан отстаивать авторитет Великобритании, и, право же, помощнику инспектора воинского бухгалтерского учета не пристало влезать в долги, да к тому же в столь крупные - да к тому же у парсского ростовщика!

Хотя сами по себе долги не удивляли никого из членов клуба, которые, как правило, никогда не носили денег при себе и расплачивались векселями, игроки внимательно прислушались: участие парсского ростовщика значительно осложняло дело. Возможно, однообразие серых будней вскоре нарушит опасный скандал, зачинщиком которого, как всем известно, был Эдвард Фэрфилд Фулхэм?

Майор сделал паузу, чтобы глотнуть барра пег[198], о чем интуитивно догадались те, кто не мог его видеть: даже не расслышав реплику капитана Моллока, они вскоре поняли ее смысл по ответу майора.