Малюта Скуратов. Вельможный кат - Юрий Щеглов

VII

Алексею Даниловичу первому Иоанн поведал о планах, что родились у него в уме.

— Изгнан есмь от бояр, самовольства их ради! И пусть! Сколько раз делился с тобой, что опричь бояр жить желаю. Без них! Когда князь умирает, вдова долю свою берет. — И Иоанн вытер пальцем уголки глаз: жалко себя стало.

А Басманов сразу все сообразил:

— Государь пресветлый, враги мечтали тебя с трона ссадить, титул твой не признавали. Доколе?! Опричная доля как бы узаконит то, что ты, пресветлый государь, замыслил. Опричная доля! А они чего добивались? Тогда узнают, кем государь для них был. Народ не отпустит тебя. Не позволит многим восторжествовать над одним.

VIII

А пока понемножку собирались, заталкивая в сундуки и короба, что могло пригодиться в изгнании. Вяземский с Малютой и Грязными да еще с Наумовым и прочими готовили телеги, лошадей, возки и другие предметы, без которых Иоанну из кремлевских палат не выбраться никуда. Гонцов Малюта посылал на юг в Коломенское регулярно узнавать, как там идут приготовления. Разместить во дворце и вокруг придется немало людей. Сопровождающих постепенно собирали в окрестностях Кремля. Зловещая суета не могла долго оставаться незамеченной, и первыми, конечно, всполошились иностранцы. Не в чужую ли землю царь намеревается отъехать? Давно слухи как водяные гадюки шныряли среди московского люда. А может, столицу переменить пожелал, Вологду объявить центром?

Генрих Штаден доносил Басманову, какие споры на Болвановке идут.

— Если Курбский придет в столицу, реальностью станет переход престола к князю Владимиру Андреевичу Старицкому. А он не простит нынешнему царю пострижения матери Ефросинии, — утверждал, по словам Штадена, юрист и богослов Каспар Виттенберг, хорошо разбиравшийся в том, что происходит в коридорах московской власти.

Иоанн остро ощущал опасность, которая исходила от Курбского. Он сам как претендент — ничто, но Старицкий получил бы сразу поддержку Боярской думы, недаром еще Сильвестр с Адашевыми держали княжью сторону. По пути следования к Курбскому могли бы присоединиться целые уезды. Как поступили бы новгородцы и псковичи, недолюбливавшие Иоанна? А смоляне? Крымчаки, понукаемые турками, ринулись бы на грабеж русских городов без обычной опаски. Бунтом есть кому руководить. Далеко искать бы не стали. Александр Горбатый-Шуйский — готовый предводитель. Если делать вид, что ничего не произошло и почти военная эмиграция Курбского всего лишь незначительный эпизод — мало ли бегало к Жигмонту, перелезая через стену! — то добра от боязливой и неоткровенной дипломатии не жди.

— Мы идем на них, чтобы вытеснить с нашей земли, — твердил Басманов, — а они идут на нас, чтобы захватить русские земли и самим поселиться здесь. Не раз так было, и не раз так будет. Тебе вручена русская земля, пресветлый государь, не бойся крови, руби под корень измену!

— Но есть еще народ! Что он подумает, когда царь покинет дворец? — засомневался Иоанн, впрочем решивший с присущей ему непреклонностью немедля пуститься в путь.

IX

Накануне воскресного дня он объявил о том, что покидает дворец в Первопрестольной со всей семьей и созванными ратными людьми. Телеги и возки ночью подтянулись к Пожару напротив Лобного места. Сотни людей с рассвета сновали вокруг, снаряжая обоз. Сам Иоанн с ближними отправился в Успенский собор на богослужение, после которого попрощался с митрополитом Афанасием и причтом. Он велел выносить из кремлевских церквей самые драгоценные святыни. Образа переходили из рук стрелецких в руки в полном безмолвии. Ночью и из остальных храмов убрали иконы. Низко поклонившись на все четыре стороны, Иоанн сел на подведенного коня.

Толпа замерла, пораженная грандиозным по политическому размаху и человеческому драматизму зрелищем. Царь будто отрекался от власти, и людям казалось, что вместе с государем прочь двинулась исполинская рать, хотя охраны конной и пешей было совсем немного.

I

Иоанн любил детей, и не только своих. В семействе боярина Федора Годунова приметил славного, не по годам развитого мальчишку и велел ему быть чуть ли не каждый день в кремлевских покоях. Борис на два года старше царевича Ивана, что особенно привлекало государя.

— Кто не любит детей — тому верить нельзя, — сказал он Малюте, когда обсуждал с главным сыскарем будущность фамилии князя Курбского. — Цена изменнику невелика: страну предал да сына бросил. Род собственный пресек, а значит, и себя не пожалел. Ты, Малюта, примерный отец — оттого и надежен, как меч, и государь тебя жалует. Кто разрушает семью, тот разрушает державу.

— Собирай детей, Прасковья, — распорядился Малюта еще в середине ноября, когда стало ясно, что отъезд в Александровскую слободу предрешен и неотвратим. — Государь велел ехать с женами и детьми!

Прасковья понимала, что возражать опасно и бесполезно. Супруг последние недели ходил мрачным и редко приезжал домой, а когда появлялся, то не сразу шел в горницу — сбрасывал одежду в сенях и долго мылся в теплой воде с глиной, лишь погодя допускал к себе дочерей и сына. Кровь чужую усердно смывал да дух поганый выветривал. Смышленые от природы, дочери росли послушными и любознательными. Когда наступил срок, Малюта позвал приглянувшегося молодого дьяка Тяглова, употребляемого в Посольском приказе в качестве писца, и предложил солидное вознаграждение, если обучит грамоте Марию и Катерину. Возле них и Максим начнет буковки складывать. Иоанновы дети читали — царевич Иван бегло, а Федор по складам. Считал младший хорошо, лучше старшего. Видно, голова у бедняги так устроена. Федор же Басманов опередил всех и возрастом и умениями. Иоанн строго следил, чтобы наследники не обижали наставников, ничем им не грозили и отвечали заданные уроки как положено. Он детей к будущности великой готовил. Малюта во всем царю подражал и устраивал таким образом, чтобы Иоанн узнавал об успехах скуратовской детворы из чужих уст. После смерти Анастасии Иоанн как-то произнес, поразив душевно Малюту:

— Без жены дома не построишь, а без царицы — царства. Ночная кукушка дневную перекукует. Все дело в том, чтобы ночная кукушка не только пригожая была, но и умная.

Сначала он велел Малюте послать возок к Годуновым за детьми. Их доставляли в сопровождении стрелецкого наряда, чистеньких, причесанных и ухоженных, в новенькой одежде и красивых сапожках. Борис давно овладел и счетом и грамотой и Священное писание знал. Он привлекал Иоанна красотой и силой. Ирина, не по летам развитая, от брата не отставала, а в чем-то и опережала его. Годуновы приглашали заезжего немчина, который играл на лютне и пел разные песенки. В горнице на стенах у Годуновых висели ковры разноцветные, и поверх, рядом с саблями и пищалями, — картинки, рисованные в чужих краях. А у царевича Ивана на стене была прикреплена ландкарта. На ней изображались всякие земли, в том числе и Руссия.

— Это твоя земля, — говорил иногда Иоанн сыну. — Ты понял?

Иван, чтобы отвязаться поскорее и чтобы отец — чего доброго — не спросил о заданных накануне уроках, — кивал головой и повторял: