Реквием - Робин Янг

«А если ночью придут слуги Филиппа, заберут мое дитя и утопят, этого тоже никто не заметит?»

Перед Роуз возник образ отца. Обычно он являлся к ней в виде призрака, плохо различимого, будто в тумане. Теперь его лицо вставало перед ней пугающе отчетливо. Как жестоко обошлась с ним судьба! Она была уверена — отца убили по приказу Филиппа в тот вечер в мае. Спрашивала об этом короля, но тот отвечал, что отец сбежал, и обвинял в этом ее. Но Роуз знала: Филипп лжет, и Уилл Кемпбелл мертв. Ее даже не восхищало неистовое шевеление младенца в утробе. Она воспринимала его как наказание за свое предательство и мучилась, не зная, как искупить грех.

Роуз перевела взгляд на стол Филиппа. Король сидел на возвышении в дальнем конце Большого зала в окружении братьев и сыновей. Они все теперь выросли и стали красивыми юношами. Место напротив короля занимала его любимая Изабелла. Принцессе только исполнилось двенадцать, и ее тут же помолвили с новым королем Англии Эдуардом II. Свадьбу решили устроить в начале следующего года. По условиям соглашения Гаскония оставалась в руках англичан, но Филиппа это устраивало. После помолвки дочери он почти с ней не расставался, словно цепляясь за последние драгоценные мгновения ее уходящего детства. По одну сторону от короля сидел его исповедник, серолицый аскет Гийом Парижский, по другую — Ногаре.

Первый министр что-то сказал. Филипп кивнул и поднялся, небрежно откинув расшитую лилиями мантию. Паж ринулся отодвигать трон. Менестрели прекратили игру, все придворные за столами встали. Не глядя ни на кого, Филипп направился к резной двери, ведущей в королевские апартаменты. Ногаре семенил рядом, едва поспевая. Затем все уселись, и менестрели снова заиграли. Роуз продолжала стоять. Почувствовав в своей руке ладонь Бланш, она слегка ее сжала и поспешно двинулась через зал, глядя перед собой, не замечая устремленных на нее глаз.

С облегчением вдохнув свежий прохладный воздух, она быстро миновала галерею. В темном дворе по лужам стучали капли дождя. Он лил уже три дня подряд, без перерыва, и кругом было слякотно. Сена разбухла, угрожая вот-вот выйти из берегов.

У королевских покоев Роуз остановилась перевести дух и собраться с мыслями. Решимость, овладевшая ею в зале, исчезла. Она боялась. Последние несколько месяцев Филипп был с ней холоден и груб, и она уже не знала, как себя вести. Роуз не покидала надежда, что король отправит ее с Бланш в замок Винсеннес, где она родит и будет жить с ребенком вдалеке от дворцовых интриг и душегуба Ногаре.

За дверью можно было различить голоса.

— Климент сделал то, что ему было сказано? — спросил Филипп.

— Королевские чиновники уже должны отбыть в Пуатье.

— Должны отбыть? Я хочу знать наверняка, Ногаре.

— Я немедленно проверю, сир.

— Как только захватите прицепторий, сразу отделите старейшин от рядовых. Теперь, когда Моле прибыл во Францию, надо действовать быстро, пока они не пронюхали.

— Все идет по плану, сир. Папа и старейшины Темпла некоторое время будут заняты разбором обвинений Эскена де Флойрана, и мы успеем подготовиться. Жака де Моле можно будет вызвать, когда вы повелите.

Роуз чувствовала, как их слова впиваются в нее подобно острым ножам, напоминая, что это она помогала им, предав своего отца. Собравшись с силами, она постучала в дверь. Голоса смолкли.

Дверь открылась, выглянул Ногаре. Она скользнула мимо него к Филиппу, стоявшему у камина. Пламя освещало его застывшее лицо. На столе рядом были навалены черные кожаные футляры со свитками.

Она собралась с силами.

— Сир, меня мучит неизвестность. Скажите, мой отец еще жив?

Ногаре сзади чертыхнулся. Король молчал.

— Сир, я вас умоляю. — Роуз ринулась вперед и упала перед ним на колени. — Откройте мне правду о том, что случилось в ту ночь, и я больше никогда не буду ни о чем спрашивать.

— Не будешь спрашивать? — Ногаре подошел к ней. — Я почти уверен, это ты его предупредила, и он сбежал. Ты предупредила его? — Он больно сжал пальцами ее плечо. — Отвечай!

Не глядя на нее, король медленно взял со стола кубок с вином. Пальцы министра впились сильнее. Она охнула.

— Отпустите ее, Ногаре. — Филипп сделал глоток. — Она меня не предавала. И не предаст — ведь знает, какое возмездие ждет ее тогда. — Он осушил кубок и посмотрел на Роуз. — Верно?

Роуз потерла плечо и, с трудом поднимаясь на ноги, пробормотала:

— Жаль, я этого не сделала. Господи, почему я его не предупредила? Я ненавижу себя за это. — Ее слова становились все громче, она уже не могла остановиться. — И вас ненавижу — за то, что вы заставили меня его предать!

Ногаре подался вперед, но король поднял руку.

— Заставил? — Его рот злобно скривился. — Да ты сама дрожала от нетерпения. — Он двинулся к столу с футлярами и, повернувшись к ней спиной, кивнул Ногаре: — Утром разошлите всем сенешалям Франции.

— А как же ваш ребенок? — крикнула Роуз, прижимая руку к животу. — Он вам вообще безразличен?

Филипп развернулся.

— Ребенок? Разве то, что ты носишь в себе, ребенок? Нет! Там у тебя мерзкое отродье, не имеющее права жить! — Он отшвырнул кубок и направился к ней. Роуз попятилась. — Тебя следовало пронзить копьем, как только он зародился, чтобы ты не ходила теперь, выставляя напоказ свидетельство моего греха! — Он толкнул ее к двери. — Убирайся и жди, когда я решу, что с тобой делать.

Роуз выскользнула в коридор и, прислонившись к стене, сползла на пол, чувствуя, как внутри нетерпеливо шевелится младенец.

Темпл, Париж 14 сентября 1307 года от Р.Х.

Время было после полуночи. Дождь не стихал, превращая город в сплошную темную водяную кляксу. В окнах башен время от времени возникали вспышки факелов.

Надвинув на голову кожаный капюшон, Уилл присел на обочине. Ворота прицептория были хорошо отсюда видны. На караульной башне, как всегда, колыхался черный с белым флаг Темпла. Пламя факелов отражалось в блестящих кольчугах двух стражников у входа.

Он встал и, пригнувшись, прокрался в густые заросли кустов у стены. Дальше находился вход для слуг. Прежде Уилл добирался до него от главных ворот минут за пятнадцать, но сейчас на это у него ушел почти час. Ничего не поделаешь — темнота, дождь и возраст. Тяжело дыша, он остановился у ведущей к небольшим воротам дорожки.

Из Шотландии Уилл долго добирался в Лондон, питаясь по пути орехами и ягодами. Потом почти две недели пришлось ждать возможности попасть на корабль во Францию. Это была самая трудная часть путешествия. Пристань кишела ворами, шлюхами и нищими. Каждый пытался выжить любым способом. Он тоже добывал себе пропитание среди них, на грязных улочках рядом с тавернами и борделями.

Наконец после тяжелого и утомительного плавания судно, перевозящее лошадей, на котором Уилл бог весть какими судьбами оказался, бросило якорь в Онфлере, и он по берегу Сены дошел пешком до Парижа.