Код Маннергейма - Василий Горлов

В белоснежном комбинезоне, высокая и стремительная Анна выглядела эффектно, и он любовался ею. За несколько месяцев разлуки она изменилась — повзрослела, стала более сдержанной и серьезной. В суете большого сбора гостей еще не выдалось возможности поговорить наедине.

— Ну что, рыбак, не клюет чудо-юдо-рыба-кит?

— Не клюет, хозяюшка.

— Тогда, может быть, поговорим?..

— Давай.

Николай устроил мормышечную снасть на рыболовном ящике — а вдруг все же клюнет — и вернулся вместе с Анной к снегоходу. Из-за пазухи он извлек фляжку:

— Будешь коньяк?

— Нет, спасибо, мне же сегодня еще Настю с Валеркой встречать.

— Ну, тогда тебе, как непьющей, полагается субтропический фрукт…

Николай опять полез за пазуху и протянул ей мандарин.

— Ой, какой теплый, — восхитилась Анна.

Он коснулся фляжкой мандаринового оранжевого бока и, глотнув коньяка, спросил:

— Ну как живешь, хорошая моя? Трудно приходится?

Она вздохнула:

— Трудно, Коленька. Особенно на первых порах — просто зашивалась. Когда дедушка был жив, казалось, все здесь идет само собой. Просто и легко. А как стала сама заниматься базой, тут и выяснилось — насколько это сложно, тем более для русской девчонки, даже финского языка не знающей.

— А Стасис?

— А что — Стасис?.. У него — его лодки, живет в Вильнюсе, встречаемся раз в месяц: то он сюда на денек, то я к нему. Замуж зовет, все время уговаривает, чтобы я там осталась — а я не могу здесь все бросить… Ладно, я ведь не плакаться тебе в жилетку собралась. Ты-то как?

— Да все, в общем, без потрясений. Пожалуй, единственная значительная новость — начал я писать, Анька, авантюрный роман. Я привез несколько первых глав, очень хочу, чтобы ты их прочитала.

— Здорово, молодец! Прочитаю с удовольствием. — Она сняла шлем и задумчиво вертела его в руках.

Николай понял, что волнуют ее сейчас отнюдь не его первые литературные опыты, и слегка обиделся. Но Анна этого не заметила:

— Коля, а что с пергаментом?

— С Евангелием все в порядке, благополучно хранится там, где мы его оставили. Что-то случилось?

— Да не то чтобы случилось, но… Последние две недели на мой адрес электронной почты приходят странные письма… Ничего конкретного, лишь в заголовках настойчиво повторяются слова: Тибет, Потала, реликвия, Далай-лама и Маннергейм.

— И тебе тоже?.. Я-то думал, что таким образом Дюня развлекается — он, кстати, недавно звонил мне и намекал, что добровольная выдача неправедно нажитого добра влечет за собой снисхождение. Он ведь, когда передали саблю Маннергейма и кресты Малоземова в Музей истории города в Петропавловке, не поверил, что мы отдали все. А на российской таможне, в Торфяновке, когда к тебе ехали, нас трясли по полной программе — три часа машину обшаривали.

— Похоже, что нас провоцируют — рассчитывают, что мы запаникуем и попробуем вывезти Евангелие из России. Тут-то они нас и возьмут, тепленькими… И я думаю, нам стоит поддаться на провокацию.

Она вопросительно посмотрела на Николая. Он кивнул и ободряюще улыбнулся:

— Молодец, Анька, все правильно. Только вот связи с адресатом у нас по-прежнему нет. Не идти же снова в дацан…

Они рассмеялись, вспомнив, как перемигивались хитрые буряты в петербургском дацане — и слепому стало бы понятно, что монахи что-то затевают. Анна и Николай, так и не сказав им, зачем приходили, поспешно покинули обитель хитроумных петербургских буддистов.

— А зачем нам посредники? Вот закончатся рождественские и новогодние каникулы, рыбаков на базе поубавится, и я смогу позволить себе небольшой отпуск. И отправлюсь в путешествие в жаркие страны к теплым морям. А именно — в Индию, где в штате Химачал-Прадеш в городе Дхармасала находится резиденция тибетского правительства в изгнании и Далай-ламы XIV Тэнзин Гьяцо. Видишь, какая я умная? Надеюсь, что смогу получить у его святейшества аудиенцию. Поехали со мной?

— Нет, Анька, это неразумно. Если нас контролируют, то такая совместная поездка вызовет большой переполох. Я лучше дождусь результатов твоего визита. А там уже решим, что делать дальше, идет? Я ведь тут на досуге наконец разобрал документы, которые маршал оставил в тайнике, и понял, что не был Маннергейм уверен в том, что Евангелие нужно возвращать именно в Тибет… Смотри — клюет!

Николай стремительно рванулся к своей удочке. Засекшаяся рыба стащила легкую снасть на лед. Николай подхватил удильники, пальцами перебирая леску, ощутил внизу, подо льдом, мощные рывки крупной добычи. Проклиная себя за то, что поленился перевязать узлы, и умоляя тонкую леску не рваться, потерпеть еще чуть-чуть, он то подтягивал неизвестный трофей ближе к лунке, то опять давал рыбе волю… Стоя на коленях на льду, он пытался успокоить бешено колотящееся сердце и дрожание рук — адреналин кипел в крови.

Постепенно рывки рыбы стали плавнее и реже — она устала. Медленно и очень осторожно он из глубины подводил ее к яркому конусу света — так сквозь толщу воды должна видеться лунка. Сейчас все зависело от того, удастся ли ему правильно, головой вперед завести туда рыбу. Господи, ты же есть и иногда оказываешь милости своим недостойным чадам! Все получилось, и, когда из заметно приподнявшегося в лунке ледяного крошева высунулась тупая и широкая рыбья морда, леска в конце концов оборвалась. Обдирая кожу ладони об острые грани смерзшейся шуги, Николай впился пальцами в рыбью голову и резко выбросил на лед полуметровый брусок мощного и широкого тела с черно-зеленой спиной и мелким нарядным серебром чешуи.

Анна, настоящая хозяйка рыболовной базы, завопила:

— Ура, лосось! Вот это добыча! Твой портрет будет теперь красоваться на нашем стенде среди прочих самых удачливых рыболовов!..

Николай лишь глупо улыбался и никак не мог прикурить сигарету — дрожали руки…

Они быстро собрались — какая рыбалка после такой удачи?!

Устроившись сзади и крепко обняв Анну, Николай сквозь поземку, поднятую снегоходом, смотрел на яркий желтый свет, льющийся из окон приближающейся усадьбы, такой домашний, теплый и уютный в суровой строгости заснеженного леса. Там, внутри, с писклявым лаем и всамделишным рычанием носились друг за другом и за своими хвостами два черных широколапых вислоухих, очень пока неуклюжих щенка. Почти близнецы, только у Микеля Второго вокруг шеи завязана голубая шерстинка, а у Лира Второго — зеленая.

Увы, автор должен признать, что действующие в романе реальные исторические личности, возможно, не были участниками описываемых событий — все это лишь версия, рожденная увлекательным изучением подробностей тех далеких лет, своеобразная попытка преодолеть противоречия существующих трактовок. Сколь убедительной выглядит эта попытка — судить читателю.