Белый царь - Иван Грозный. Книга 1 - Александр Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царь покинул Казань и направился в свой стан. На выезде из города его свита встретилась с дружиной Ургина.
Государь издали заметил князя, поспешил к нему и спросил:
– Дмитрий, ты ранен?
Из рассеченной щеки Ургина продолжала сочиться кровь.
– Пустое, государь! Задел-таки татарин своей кривой саблей.
– Рад, что ты живой.
– Ты вовремя прислал подмогу. Еще немного, и полегла бы дружина. Я почти половину людей потерял до подхода Михаила Головина.
– Тяжко пришлось твоим людям. Скорблю по погибшим. Но они смертью своей спасли жизни многих сотен других ратников.
– Да погибших не так и много, государь, трое. Больше раненых.
– Надеюсь, им оказывается вся возможная помощь?
– Я передал их лекарям, а что будет дальше, только Господу известно!
– Все мы в руках Божьих. Едем ко мне, Дмитрий. Там и рану тебе обработают, и победу отметим.
– Прости, государь, устал я. Да и не до веселья мне. Близкие люди погибли. Так что я, с твоего позволения, к себе поеду.
– Ты большое дело сделал, проси любую награду. Ни в чем отказа не будет.
– Победа – главная награда, государь. Я, как и все русские ратники, ее получил, так что и просить у тебя мне нечего.
– А ты все такой же, как и раньше.
– С чего бы мне измениться, государь? Каким был, такой есть, таким и помру.
– Ты погоди помирать-то, у нас еще дел невпроворот. Казань – только начало.
Ургин улыбнулся.
– Слушаюсь, государь.
– Ладно, езжай к себе. Да рану вели обработать, не запускай!
Царь подал сигнал вельможам, и свита направилась в царский стан. Князь Ургин с ратниками, живыми и мертвыми, поехал в свой лагерь.
До 11 октября Иван занимался учреждением власти в городе, после чего начал готовиться к отъезду. 14 числа он направился по Волге домой. Повсюду, куда прибывала флотилия, народ устраивал торжества. Люди благодарили первого русского царя за избавление от ужасных набегов казанцев, славили победителя. Государь собрал в Нижнем Новгороде все войско, далее двинулся сухопутными дорогами. В Судогде он встретил гонца от Анастасии с вестью о рождении сына.
29 октября Иван увидел Москву и бесчисленное множество народа, вышедшего встречать своего государя, победителя и освободителя. Вместе с торжествующим народом царя встретили митрополит и духовенство.
Государь снял с себя воинские доспехи и направился в Кремль. Он посетил все храмы и поспешил во дворец.
Царица лежала на постели, но, увидев Ивана, забыла о слабости и болезни, упала к ногам мужа. Он поднял ее и покрыл лицо поцелуями. Принесли младенца. Царь принял его.
– Наследник, сын, Дмитрий!
Иван вновь вкусил всю полноту человеческого счастья.
Москва и Русь славили царя. Иван же в ознаменование взятия Казани повелел заложить храм Покрова Богоматери у Спасских ворот.
Он посвятил несколько дней семье, а 8 ноября дал торжественный обед в Грановитой палате митрополиту, духовенству, князьям Юрию Васильевичу и Владимиру Андреевичу, боярам и воеводам, которые мужественно сражались под Казанью.
Царь одаривал всех, от митрополита до рядового воина. Три дня он пировал со своими именитыми подданными и раздавал дары. Все это время гулял и весь народ русский, прославлявший своего государя.
Мудрая и решительная политика Ивана IV начинала давать свои плоды. Великое русское государство стремительно расширялось, укреплялось, развивалось во всех отношениях на благо русского народа, святой православной церкви и в устрашение врагов ее. На примере взятия Казани они познали истинную мощь России и силу ее правителя.
Выздоровление Иоанна, казалось, вернуло силы всей России. В 1556 году русское войско взяло Астрахань, окончательно разрушив надежды татар на восстановление их государственной и военной мощи на Востоке. Взоры царя обратились на Запад. Обеспечив мир на восточной границе, он решил вернуть на Западе славянские земли, лишив Ватикан плацдарма для военной и духовной агрессии против Руси.
Высокопреосвященнейший Иоанн (Снычев), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский
Утром 1 марта 1553 года от Рождества Христова князь Ургин приехал в Москву из удельного села Благое и тут же, не заезжая на свое подворье, направился в Кремль. Возле Успенского собора он увидел царицу Анастасию, гулявшую с младенцем-наследником, с ней свиту, немногочисленную стражу.
У дворца Дмитрий встретил князя Курбского и поздоровался с ним.
– И тебе многих лет, князь Ургин. К государю направляешься?
– Да.
– А я только от него.
– Почему он с семьей не гуляет? Дела какие держат во дворце?
Курбский усмехнулся.
– А когда у государя дел не было? Изводит себя в противостоянии с боярами, не желающими принимать перемены. Только надо ли мучиться? Теперь он силен как никогда. Разогнал бы думу, и спорам конец. Законы могли бы принимать ближние бояре. Нет, Иван хочет убедить своих противников в их неправоте. Но возможно ли это?
– Ты повел бы себя иначе?
– Да. Особо упрямых на плаху, других в темницу, третьи сразу утихомирились бы, валялись бы в ногах, во всем соглашаясь. А новую думу выбрать недолго, тем более что и в старой достойных бояр немало. Понапрасну церемонится государь. В этом кое-кто может увидеть его слабость.
– Ивану виднее, что и как делать, – проговорил Ургин. – Мы не должны обсуждать его действия.
– Ты всегда и во всем поддерживал Ивана. С самых пеленок. Я тоже. Но это не значит, что мысли у нас должны быть одинаковы. Прости, князь, пора ехать. А ты поспеши, покуда государь один.
Курбскому подвели коня. Он вскочил в седло и направился к воротам в сопровождении своей стражи.
Дмитрий поднялся в царские палаты.
Иван сидел в кресле, распахнув рубаху. Вид его был нездоровым.
Ургин поклонился.
– Долгих лет тебе, государь!
– И тебе, Дмитрий!
– Может, я не вовремя?
– Ты всегда вовремя, проходи, присаживайся. – Платком, вышитым Анастасией, государь протер запотевший лоб. – Скажи, Дмитрий, в палатах и вправду сильно натоплено? Что-то не пойму, отчего в жар бросает.
– Нет, государь. Тепло в меру, не жарко. А вот выглядишь ты нехорошо. Бледен, пот от жара. Видно, что хвороба пристала.
– Простудился, наверное, когда по морозу ездил в Троицу, где крестили царевича Дмитрия. Пустое, пройдет! Митрополит Макарий был очень недоволен тем, что это делал не он, а Никандр, епископ Ростовский.