Толстой-Американец - Михаил Филин

В три часа ночи Толстой был разбужен воем целой стаи собак, собравшейся под окном его спальни. Ужас им овладел; он обезумел; вскоре за сим приходит женщина сказать, что Сарре Фёдоровне что-то очень нехорошо; поскакали за докторами… Смятение, ужас в доме!.. И — где смеялись, тут рыдают; громкий хохот уступил место диким крикам отчаяния; в 8 часов уже Сарры не стало!..

Гр С Ф Толстая скончалась в СПетербурге 1838-го года апреля 24-го, в 8 час пополуночи. 27-го числа тело её было предано земле на Волковском кладбище.

По особому милосердию сердобольного Монарха, тело покойной перевезли, июля 12-го, в Москву и похоронили на Ваганьковом кладбище, где многолюдное семейство графа Толстого, состоящее из осьми человек: четырёх дочерей и четырёх сыновей, — покоится под одним камнем.

17-го мая 1839 года

IV. ИЗ СОЧИНЕНИЙ ГРАФИНИ С. Ф. ТОЛСТОЙ

Для издания «Сочинений в стихах и прозе гр С. Ф. Толстой» Американец не только изыскал средства и нанял «рабочую лошадку», М. Н. Лихонина. Граф Фёдор Иванович выступил и составителем, и, без преувеличения, ответственным редактором данной книги. Наш герой, как заправский археограф, собрал оставшиеся после Сарры бумаги (законченные произведения, письма и наброски); классифицировал и распределил их по хронологии, языкам (немецкому и английскому) и томам; он же предложил М. Н. Лихонину те принципы перевода сочинений графини на родной язык, которые считал единственно верными.

В «Предисловии переводчика» есть строки, свидетельствующие о разногласиях между издателем и наёмным работником по существу указанной герменевтической процедуры. Отношение к текстам Сарры Фёдоровны как к объектам сакральным, не подлежащим никакой вольной интерпретации, решительно не устраивало М. Н. Лихонина, однако Американец всё-таки настоял на своём. В итоге сочинения покойницы переводились буквально. «Переводчик, исполняя волю её родителя, должен был переводить подлинник слово в слово, — счёл нужным оповестить публику Михаил Николаевич, — и потому не мог вполне передать нежных оттенков чувств и мыслей, выраженных на языках столь богатых, как самыми оборотами, так и лишь им одним свойственною поэзи-ею слов, которые, при буквальном переводе, были почти невыразимы или, по крайней мере, довольно холодны и бесцветны» (с. LXXIII).

Победителей, как известно, не судят: «Сочинения в стихах и прозе гр Сарры Толстой», напечатанные по-русски в 1839 году в «охранительной» версии отца поэтессы, стали на рубеже десятилетий заметным литературным событием.

Произведения графини Сарры Толстой давно — и, возможно, бесповоротно — забыты. Думается, что читателю жизнеописания Американца желательно иметь хотя бы приблизительное представление о творчестве «необыкновенной девушки с высоким поэтическим даром» (А. И. Герцен). Ведь её своеобразные опыты — тоже часть биографии Ф. И. Толстого, биографии его души.

Ниже публикуется (с сохранением некоторых особенностей орфографии, пунктуации и стилистики подлинника) ряд завершённых («полных») стихотворений дочери графа, которые были написаны на немецком и английском языках. Их перевёл М. Н. Лихонин; произведения извлечены нами из первой части двухтомника 1839 года (с. 3–9, 14–17, 40–41, 46–49, 74–75, 133–134, 184–187, 196–197, 203).

МОГИЛА

В твоём прохладном, тёмном лоне покоится печальный жребий человечества: слёзы скорби, кипение страсти — всё спит в твоей тихой прохладе. Страдание любви, наслаждение любви — не проницают уже пламенем спокойную грудь. Ах! здешняя жизнь — буря, буря, исполненная замирания сердца и трепета! Лишь в твоей глубокой, тихой ночи несчастие не имеет более власти: там покоишься и видишь хорошие сны; кровь уже пламенно не волнуется, и жестокое болезненное чувство жизни не давит уже хладное сердце!

УТЕШЕНИЕ

Утиши льющийся поток слёз, просветли своё тоскующее сердце, обрати взор к Отцу, взгляни на небо: ибо этим услаждается всякая скорбь.

Утешься: твою исполненную тоски жизнь, твою молитву, твои вздохи, о, несчастливец! твои страдания, твой внутренний трепет — всё видит великий Милователь.

И когда твоё колеблющееся мужество изнемогает от печали и скорби, и из очей твоих льётся поток слёз: с отрадою взгляни горб: Он тебя не оставит!

ЛЮБОВЬ

Среди свободной природы; на лугу, озарённом розовым светом; на долине, покрытой цветами; в мраморном чертоге, в мерцающем величии священной ночи — тебя лишь чувствую, любовь. Твоя милая нега глубоко оживляет меня и проницает пламенем грудь мою. В дыхании цветов, в весеннем воздухе — ты одна навеваешь мне небесное спокойствие!

К СЕТУЮЩЕЙ ПОДРУГЕ

Подобно нежным листикам розы, обрываемым завистливо лобзанием зефира; подобно зелёным, свежим виноградным лозам, падающим на хладную землю от бурного ветра, — блекнут наши радости от сильной бури страданий.

Но розы будут цвести снова; снова будет пламенеть весна, и виноградные кисти, полные жизни, снова подымутся в красе своей: о, подними и ты голову! слышишь ли, как нежно умоляют тебя ветерки: «Позволь нам развеять твои страдания».

Так, подруга, не упадай духом! Взгляни, от голубого неба помавают звёзды надежды и любви — яснеет тёмная глубина неба! О, приди в объятия друга: в них снова найдёшь ты отраду и покой, и снова дух твой понесётся навстречу радости.

К МУЗЫКЕ

Так, тебе посвящаю я песнь мою! Тебе следует награда, тебе следует благодарение, тебе, божественная, прекрасная очаровательница, тебе, укрощающей страсти! Наполни юную грудь мою пламенным, величественным наслаждением поэтическим! Вознеси, ах! вознеси её к высокой, чистой Гармонии!

Когда в тихих объятиях радости мы, после страданий, скоро сладостно согреваемся и нам помавает любовь, спокойствие, сладостное спокойствие — и всё, всё напевает нам блаженство, являешься ты, Муза, в праздничной одежде, с золотой лирой в руке, — и ты устами и взором ещё более возвышаешь наслаждения сердца.

Но когда грызут душу горькие скорби и сердце робко и глубоко ноет; легкокрылое счастие улетает; розы радости скоро отцветают: тогда ты, приемля нас на своё лоно, облегчаешь наш жестокий жребий, — и тёмная ночь бедствия, по воле твоей, светлеет и скрывается.

ЖАЛОБА

Где же вы, прекрасные дни? куда так скоро улетели? Грудь, которая лишь билась для радости, наполняют робкие жалобы.

Где вы, милые детские лета, небесный сон жизни, когда цветок в волосах делал нас счастливыми, блаженными?

Как бы от яростного порыва бури эти исчезли, облетели юные розы весны; так и я: едва расцвела — и поблекла!

ПОРЫВ СЕРДЦА

Юность, украшенная венком из цветов, быстро кружится в вихре пляски, и сердце цветёт в прелестной мечте: тогда-то украшен розами путь жизни!

Всё упивается бальзамическим дыханием радости — лишь я одна плачу в весеннем воздухе; всё радуется, всё живёт, полное наслаждением, — лишь я одна глубоко в груди чувствую какой-то порыв.