Безумное танго - Елена Арсеньева

Она от души надеялась, что Глеб увидит на ее лице толькорастерянность

и некоторое смущение. Зачем ему знать, что в этот мигпорвалась последняя ниточка, которая еще связывала их! Вернее, связывала Тамареруки.

Сегодня вечером она напишет статейку, которая появится в«Губошлепе» под подписью «Ал. Фавитов». Статейку о том, как Якову Михалычуотрезали голову ради рейтинга Глеба Семеныча.

Теперь она уже почти с симпатией высматривала в толпе этогопарня в дымчатых очках, который тоже отличался отменной реакцией и успел еевовремя остановить, не дать опозорить Глеба. Еще рано! Сейчас, ошалев отнеожиданности, она не получила бы того удовольствия, которое еще ожидает ее.

На миг ожгло беспокойством: а все-таки насколько далекозашла дружба Глеба и Романа? Не познакомил ли он Чужанина с одним своимприятелем, которого Тамара один раз встретила в его мастерской, с этим ВадикомХудяковым?..

Хотя нет, Вадик, помнится, меньше всего хотел познакомитьсясо своим знаменитым…

Тамара тряхнула головой. Все, что ни делается, делается клучшему! Глеб еще узнает, на что способна Тамара Шестакова. Он еще узнает, чтоее рано списывать со счетов. Ох, недаром, недаром Роман решил, что она по годуЗмея!

И тут она снова увидела человека, который помешал ей пойматьНикитку. Он стоял буквально в двух шагах, не желая толкаться и выжидая, когдарассосется толпа.

Тамара вспомнила, что несколько раз встречала его раньше, вбылые года, среди людей из окружения Глеба. Валька прав, его фамилия Путятин,Александр Путятин, тот самый, кому Чужанин в свое время отдал на откуп«Волгобанк», ссужавший заведомо невозвратные кредиты, проводивший налевобюджетные платежи и прочая, и прочая, и прочая, о чем все знали и не кричали накаждом углу только потому, что горло рвать уже надоело, все равно ведь безтолку! К тому же в облике Путятина было нечто, подавлявшее грубую критику в егоадрес. Сутуловатый, в этих неизменных дымчатых очках, молчаливый, он выгляделинтеллигентно и презентабельно, ни на какие трибуны не лез, речей невыкрикивал, воинствующую демократию не проповедовал.

Чем занимается Путятин теперь, Тамара не знала, она еговообще не видела год или два, но, похоже, он до сих пор пользуется довериемЧужанина. Ведь ему-то Глеб открыл подоплеку сегодняшнего шоу!

Словно почувствовав ее взгляд, Путятин обернулся, нервнодернулся, шагнул в сторону и налетел на какого-то высокого человека. От толчкаочки соскользнули и начали падать. Он едва поймал их на груди, начал торопливонапяливать на нос, но в эту минуту бросил вороватый взгляд на Тамару, и глазаих встретились.

Она сразу вспомнила, как Путятин придерживал очки, когдабросился ей наперерез, чтобы помешать схватить Никиту Сашунина.

Сашунина… Са-шу-ни-на…

Она медленно прижала руки к сердцу.

Путятин стоял окаменело, забыв про очки, не сводя глаз слица Тамары. Один глаз у него был темно-синий, другой серый.

Фамилия «Сашунин» – от имени «Сашуня». Александра можноназывать Саша, Саня, Сашуня. Но его можно называть и Шуня, Шунька…

Это Шунька!

Тамара не только вспомнила Шуньку, но и почувствовала, о чемон сейчас думает. О том же, о чем подумала и она.

Как они оба елозили по столу в красном уголке, и капли егопота падали на лицо Тамаре, а он бормотал, задыхаясь: «Я хочу, чтобы онакончила со мной… кончила!»

И он добился-таки своего.

Тамара резко отвернулась. Если она прочла в глазах Шуньки ихобщее далекое прошлое, то он ни в коем случае не должен был прочесть в ееглазах свое ближайшее будущее. Потому что это будущее – смерть.

Кажется, такого великолепного настроения у нее не было ниразу в жизни. И утра такого не было, и дня. Почему-то, неизвестно, почему,Алёна посчитала нужным скрывать свое состояние даже от Юрия. И то сказать: бабаВаря их здорово смутила! Пришлось принять непроходимо деловой вид, за бытовымихлопотами спрятать все то, что наполняло душу каким-то странным легкимблаженством.

Потом Юрий ушел, и Алёна мечтала, чтобы он поскореевернулся, – одновременно радуясь, что осталась одна. Ей хотелось остатьсяодной. То, что случилось, было настолько невообразимо, что нужно было пережитьэту радость, ни с кем ею не делясь. Наверное, это осталось еще из детства,когда одиночество было самым большим подарком, который могла себе сделатьАлёна, на чьих плечах всегда, сколько она себя помнила, лежали заботы о сестре.Родители работали с утра до вечера; потом они погибли. Инга была требовательнымсуществом, она желала владеть вниманием старшей сестры без остатка и постепенноприучила ее к мысли о том, что нуждается в постоянном присмотре. Потом ониздорово ссорились по этому поводу – когда Инге уже исполнилось пятнадцать, онастала красавицей и завела кучу своих собственных маленьких радостей, которыенужно было скрывать от сестры. Ее заботливость казалась Инге мелочнойпридирчивостью и занудством. Но Алёна все суетилась над ней, все квохтала, какнаседка, переживала, забывая о себе; к тому же она беспрестанно где-то работалаили подрабатывала, и все реже выпадали минуты, когда удавалось побыть наедине ссобой, подумать о себе!

То, что произошло между нею и Юрием, было настольконевероятно и в то же время просто, что Алёне хотелось забиться в какой-тоукромный уголок и перебирать в памяти самые драгоценные подробности этой ночи,которая словно бы заставила ее сменить кожу. Она ощущала себя новой, нет,обновленной: враз и сильной, и беззащитной, и неизвестно было, что теперьделать с этим состоянием. Умиротворенной – вот какой ощущала она себя, и отнынеей хотелось в своей жизни только покоя.

Но укромных уголков, где можно посидеть, попереживать вквартирешке бабы Вари не было предусмотрено: разве только в ванной, но небудешь же день-деньской стоять под душем, баба Варя перепугается, решит, чтовнучка утонула; к тому же холодильник у нее был совершенно пустой, и картошкакончилась, и хлеб. Юрий обещал забежать днем, рассказать, чем кончился его походв редакцию, так что нужно было обед приготовить. Алёна испытала вдруг резкий,ни на что не похожий восторг при одной только мысли, что Юрий вернется, что ониувидятся, что он будет есть борщ, сваренный ею для него…

Короче говоря, она переоделась и пошла на базар. На днесумки отыскался козырный рыжий шарфик, а на его место Алёна недрогнувшей рукойзапихала тети Катин белый платочек. Туда же отправилось сатиновое маминоплатье. Вот же невезучее платьишко сшила себе Лида Калинина, в замужествеВаснецова, Алёнина мама! Неужели ему придется еще четверть века плесневеть всемейных сундуках, прежде чем его снова извлекут на свет божий?