Пламя Сердца Земли - Светлана Багдерина

Что ж. Последняя задача – избавиться разом от всех врагов, была выполнена хоть и несколько шумно, но эффективно.

Змеи нет, но в замке осталось ее яйцо.

Если покопаться в руинах, можно будет найти и заморозить хоть что-то от любимой родни: глядишь, и сгодится. Ну а если нет…

Если нет – у меня всегда есть Камень Силы, мои войска и теперь уже мой Лукоморск.

Не так уж и плохо для начала завоевания мира. Ну, кто теперь скажет, что я – не удачливый гений?

Ненавидят они меня…

Вечная им память.

Колдун усмехнулся, провел рукой по глазу, размазывая грязь, и потянулся к Камню, чтобы поднять кучу обломков там, где раньше была дверь и пленники: щепетильные дела лучше выполнять самому.

Холод, леденящий холод, мертвящий мороз сковал вдруг его движения, его мысли, его душу, всё его существо…

Привычного отклика из центра груди, там, где висел его камень, его надежда, его сила, его власть, не было.

Потерял!.. Под мусором!.. Порвалась цепь!..

Сдавленно вскрикнув, Костей схватился за грудь.

Цепь была хоть изрядно оплавлена и искорежена, но цела. Оправа, перекошенная и изогнутая причудливой буквой неизвестного алфавита, тоже была на месте…

И вызывающе-равнодушно зияла пустотой там, где пятьдесят лет покоилось его величайшее сокровище.

Кираса на его груди, там, где висел Камень, прогорела страной формой – идеально ровным кругом. Обуглилась и одежда под ней.

Камня нигде не было.

Как сумасшедший, кинулся он на кучу битого камня и мусора и принялся разбрасывать их с нечеловеческой силой, лихорадочно, безумно надеясь, что вот сейчас, сию минуту, под этой плитой, за этой доской лежит, цел-невредим, его Камень, его дитя, его жизнь…

– Его там нет, – прохрипел из угла знакомый голос.

Кто это?.. Кто-то еще, кто выжил в этом аду?

Но это невозможно! Бессмертный здесь один я!!!..

Колдун оторвался от созерцания голых каменных плит пола и повернул голову на звук.

Брат.

– Что ты об этом знаешь, болван? – прорычал он.

– Знаю, – тоненьким, дребезжащим смешком захихикал дед Зимарь. – Знаю то же, что и ты знаешь… Что пламя Змеи такое же горячее и мощное… как и пламя Сердца Земли… из которого ты создал свой Камень… И что уничтожить его можно, только бросив в тот огненный колодец… или дыханием Змеи…

– Откуда ты?!..

– Змея рассказывала Серафимушке легенду о происхождении их рода… Та – Находке и Сайку… Помнишь небось своих бывших прислужников? А я всегда был до удивительных историй да преданий шибко охоч… Вот Саёк мне по дороге в Лукоморье и пересказал…

– Подумаешь – Камень!.. – пренебрежительно оскалился колдун и сделал шаг к деду Зимарю. – У меня есть город, у меня есть в этом городе армия, у меня есть змеиное яйцо, а теперь у меня есть еще и ты! Несколько недель в пути и работе – и жизнь снова будет прекрасна и удивительна, Мороз.

– Ох, не люблю я худые вести сообщать… – печально покачал головой дед Зимарь и снова засмеялся. – Но у тебя нет города, Костей. Потому что я отослал твоих головорезов прочь за ворота. И у тебя нет змеиного яйца. Серафима и Иванушка должны были спасти его. А раз Змиулания обернулась против тебя, оно в безопасности. А я… что я? Я уже стар и свое отжил, и смерти не боюсь, Костей.

– А еще… милый дедушка… – кучка лепнины, в страхе покинувшей свою стену во время светопреставления в аудиториуме, зашевелилась, и из нее показалась грязная, разбитая, но очень воинственно настроенная голова Агафона. – А еще у тебя есть я…

– Я, конечно, понимаю… – потекла гора красной щепы рядом, – что ты, старый пень, бессмертный… но как раз для таких гадёнышей… придумали пожизненное заключение…

И из груды гипсовых завитушек, присыпанных опилками красного дерева, выбрался грозно насупленный Граненыч, а за ним показалась макушка царя в смятой и похожей теперь больше на самый дорогой в мире шутовской колпак короне.

– Держите… его…

– Видишь… – прохрипел Агафон, выдирая себя из-под расколовшейся надвое резной балки. – Против тебя… я тоже кое-чего стою… мой щит сработал…

– Ну… что скажешь… братец? – усмехнулся дед и нащупал рядом с собой камень потяжелее.[179]

Костей свирепо зарычал от злобы и бессилия, дико оглянулся и вдруг рванул по засыпанным мусором ступенькам наверх. Туда, где на одной балке и честном слове висели остатки балкона. И где на балконе, словно пиратский флаг, вяло колыхался на сонном вечернем ветру черный ковер, оставленный дедом Зимарем.

– Стой, подлец!.. – Граненыч рванулся из своей красной горки как феникс из пепла, но так просто ее было не раскидать. – Уйдет же, уйдет, кошкин сын!..

Не оглядываясь и не удостаивая полузасыпанную компанию больше ни единым словом и звуком, колдун сосредоточено перепрыгивал с балки на камень и с камня на лепнину, стремясь во что бы то ни стало добраться до ковра прежде, чем кто-нибудь успеет первым добраться до него самого.

– Уйдет же, Агафонушка, уйдет, как в воду канет!..

– К-кабуча!!! – весело и яростно взревел юный маг и, не задумываясь о последствиях, метнул в Костея свою любимую, но невыполнимую «Ледяную фигуру».

Поскользнется, свалится, тут мы его и загребем тепленького…

Ярко-алые лучи вырвались из кончиков пальцев чародея и ударили в спину колдуна, уже почти добравшегося до вожделенного ковра…

Все пространство заполнили ослепительно-серебряные искры, раздался звук, словно покончила жизнь самоубийством хрустальная ваза, люди ахнули…

Осколки ледяного тела Костея сверкающей лунной дорожкой устилали заваленную обломками самого роскошного аудиториума в мире лестницу из шестидесяти ступенек.

За проломом раздалось натужное, беспорядочное хлопанье гигантских крыльев, и над краем стены, оскалившимся уцелевшими камнями, показались три змеиных головы. Один взгляд трех пар глаз на открывшуюся картину разгрома – и умная Змея поняла всё.

Тройная струя кипящего жидкого пламени вдоль лестницы, превратившейся после этого в детскую горку из расплавленных камней, довершили победу. С бессмертием тела, натворившего столько зла, было покончено, и бессмертная душа Костея легким паром унеслась туда, где ей было самое место.

– И… это всё? – недоверчиво оглядывая скользкую каменную дорожку на месте лестницы, проговорил Граненыч.

– Похоже, – всё еще не веря собственным глазам, ушам и прочим органам чувств, включая подозреваемое шестое и не открытые еще седьмое, восьмое и восьмое-бис, ответил Агафон.