14-я танковая дивизия. 1940-1945 - Рольф Грамс

С помощью прибывших тем временем маршевых батальонов удалось доукомплектовать или сформировать заново отдельные подразделения. Дивизионная конвойная рота была окончательно расформирована, и в районе Газенпота на ее основе были сформированы две тяжелые роты заново созданного 1-го батальона 108-го панцер-гренадерского полка. Ее зенитный взвод на самоходных лафетах, до сих пор вместе с обоими взводами счетверенных зенитных установок танкового полка и взводом 3-й батареи 276-го зенитно-артиллерийского дивизиона входивший в состав 4-й батареи 276-го зенитно-артиллерийского дивизиона, снова вышел из состава этого соединения и был включен в состав 4-й роты 108-го панцер-гренадерского полка. В конце концов благодаря сбору и распределению всего находившегося в нашем распоряжении вооружения и транспортных средств к 1 апреля удалось довольно сносно вооружить и оснастить все, в том числе и заново сформированные подразделения, и все они были до определенной степени моторизованы.

Поэтому все последующее время было заполнено главным образом боевой подготовкой, которая была особенно необходима, поскольку у семнадцатилетних новобранцев не было абсолютно никакого опыта ведения согласованных боевых действий с участием нескольких боевых подразделений. И хотя у большинства из новобранцев было огромное желание сражаться, но их физическое состояние оказалось совершенно неудовлетворительным. Из-за недостаточного питания на родине эти молодые солдаты вряд ли хотя бы раз в своей жизни наедались досыта, а тем более не могли их насытить и наши скромные полевые пайки, несмотря даже на специальную «добавку для молодежи». Опытные гауптфельдфебели при поддержке находчивых «седовласых» старших ефрейторов с их «организаторским талантом» старались избегать худших последствий. А командирам рот часто не оставалось ничего другого, как закрывать на все глаза. И хотя они знали, что в высших сферах не понимали шуток в вещах такого рода, но, как известно, голодные рты надо кормить.

Наряду с физическим состоянием не лучше обстояли дела и с моральной и духовной сопротивляемостью организма молодых бойцов. Часть из них прибыла из тех областей рейха, которые уже были заняты противником, другие были родом из тех городов, которые подверглись жестоким бомбардировкам авиации союзников, и пережили такое, что лучше было бы им этого не видеть. Никто не мог предсказать, как они поведут себя в бою, особенно под ураганным огнем русской артиллерии. Так как уже первое, довольно безобидное испытание, несколько огневых налетов при ночных работах по инженерному оборудованию тыловых рубежей «Либелле I» и «Либелле II» на северном берегу реки Вартаи многие из них не выдержали. Поэтому вполне обоснован был вопрос возмущенного командира полка, с которым он обратился к своему адъютанту: «Неужели меня хотят заставить воевать с таким детским садом?» Однако у нас не было выбора. Нужно было довольствоваться тем, что мы имели, времена, когда можно было быть разборчивым, давно прошли. В конце концов, и в остальных соединениях, сражавшихся в Курляндии, дела с новобранцами обстояли не намного лучше, чем в нашей дивизии. Все были рады получить хоть какое-то пополнение.

Как всегда происходило в таких случаях, и на этот раз новое формирование и доукомплектование подразделений было связано с многочисленными перемещениями командного состава. Полковник Грессель, который раньше долгое время командовал 108-м панцер-гренадерским полком и даже какое-то время замещал командира дивизии, сменил полковника Юргенса на посту исполняющего обязанности командира дивизии. Должности командиров 103-го и 108-го панцер-гренадерских полков заняли майоры Шён и Ядтке. Тем самым старшим по званию командиром полка стал командир артиллерийского полка полковник Хёрнеман, что полностью соответствовало значению артиллерии в оборонительных боях. Но сильнее всего изменения коснулись командного состава рот, который в течение марта был обновлен почти наполовину.

Правда, внешне все эти изменения были малозаметны. Командиры пехотных дивизий, занимавших оборону на рубеже реки Вартаи, при установлении связи, на совещаниях и во время взаимных посещений не скрывали радости, когда узнавали, что такая испытанная в боях «пожарная команда Курляндии» стоит у них за спиной в полной боевой готовности. Только однажды они были сбиты с толку, когда в целях маскировки старая эмблема дивизии была снята и заменена белой буквой «G». Они не знали, как жалели об отсутствии старой эмблемы дивизии в первую очередь ветераны нашей родной 14-й танковой дивизии, которые с 1941 года сражались, побеждали и умирали под этим отличительным знаком. Они успокоились лишь тогда, когда наши остряки убедили их в том, что смело сражаться можно и под этим «гадким Г».

До конца апреля были созданы все предпосылки к тому, чтобы эти утверждения не остались пустыми словами. Напряженная боевая подготовка, во время которой часто приходилось импровизировать, принесла свои плоды. Штабные учения, занятия на картах, доклады, которые обобщали приобретенный опыт и делали его общим достоянием; учебные сборы, тактические учения и боевые стрельбы в небольших масштабах; операции по борьбе с партизанами и вражескими разведывательными группами плюс к этому — работы по оборудованию позиций в непосредственной близости от линии фронта. Все это повысило боевую мощь дивизии и предоставило молодым бойцам возможность привыкнуть к особым боевым условиям в Курляндии и усовершенствовать свои военные умения и навыки.

Подразделения дивизии занимали свои позиции прикрытия и с нетерпением и тревогой ожидали, как же будут развиваться события.

Уже давно минул месяц, тот срок, который русские прямо-таки с педантичной точностью выдерживали, прежде чем повторить свое наступление, но на фронте все по-прежнему оставалось спокойно. И хотя наша разведка обнаружила, что Советы подтянули к линии фронта свои артиллерийские и минометные соединения, однако никак не удавалось установить ни направление главного удара, ни время начала наступления. То тут, то там прощупывание наших позиций разведывательными дозорами, бои местного значения, в которых противник обычно задействовал не больше роты, привычные огневые налеты разной силы и регулярные ночные бомбежки «придорожных ворон» — легких русских самолетов У-2 — в ближнем тылу. И это было все. Невольно на ум приходили слова пленного советского капитана: «У нас есть время. Мы можем подождать. Все решается не здесь, а в Берлине и на берегах Одера и Эльбы».

И действительно, согласно последним, довольно противоречивым сводкам вермахта, фронт на Одере был прорван. Войска маршала Жукова уже вели бои за Берлин, а с запада, по направлению к Эльбе стремительно наступали американцы и англичане.

Не утихали слухи о том, что такому развитию событий способствовали предательство и саботаж. Нам казалось просто невероятным, что в других районах боевых действий немецкие войска не смогли остановить противника так, как это было сделано в Курляндии. Лишь немногие офицеры и солдаты 14-й танковой дивизии знали, что Курляндия была единственным участком фронта, который защищали опытные и прекрасно зарекомендовавшие себя в боях на Восточном фронте дивизии, и что почти на всех остальных фронтах боевые части состояли в основном из разношерстных и плохо вооруженных подразделений фольксштурма, военизированных формирований полиции, гитлерюгенда и «Трудовой повинности», кое-как поддерживаемых от полного развала остатками разгромленных полевых дивизий.