«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег - Игорь Кохановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марина старалась ввести Володю во французское общество – знакомила со своими друзьями, для которых он пел в каких-то частных апартаментах. В это время он много занимался французским языком и уже мог объясняться со своими новыми знакомыми. За его лингвистическими успехами было любопытно наблюдать.
Мы непрестанно говорили о том, как бы Володе уменьшить зависимость от театра. Надо сказать, что он очень любил свой театр и Юрия Петровича Любимова. Но театр был ему нужен еще и потому, что директор театра Дупак подписывал ему характеристику, необходимую для оформления документов на выезд. У Володи в это время была постоянная виза, но все равно характеристику нужно было время от времени обновлять.
Володя продолжал мечтать о независимом положении. Он хотел стать членом Союза писателей. Но на этом пути были свои препоны. Во-первых, его не печатали в периодике и не издавали. И ему нечего было предъявить при вступлении в Союз. Во-вторых, были отдельные деятели Союза писателей, которые категорически возражали против приема Володи. Трудно было понять, что они имели против вступления Высоцкого в профессиональную писательскую организацию.
Белла хорошо знала Мишу Луконина, члена правления Союза писателей СССР и в 76-м году первого секретаря Московского отделения Союза писателей. Он был довольно симпатичный мужик. В молодости работал на Сталинградском тракторном заводе и играл в футбол за команду «Трактор». Всем своим поведением и повадками как бы еще и еще раз подчеркивал, что он из простой пролетарской среды.
Как-то в гостях у Миши мы говорили о судьбе Володи Высоцкого и о том, что необходимо принять его в писательскую организацию.
Белла вспоминала этот разговор:
– Миша, может, можно как-то Высоцкому помочь – он беззащитный человек, как всегда актеры, подвластный режиссерам. Но в театре ему уже разрешают петь его песни со сцены. Это уже немало, значит, нет полного запрета на его творчество. Может быть, все-таки примешь его в Союз писателей?
– Только через мой труп!
И напрасно он это сказал…
Как-то один корреспондент спросил Высоцкого:
– А вы хотите быть знаменитым?
И ответ Высоцкого:
– Хочу и буду.
Он понимал себе цену.
2015
С Высоцким я познакомился в Париже году в 1974-1975-м, точно не помню. После спектакля нас познакомил Михаил Барышников. Миша жил тогда в роскошном особняке у Одиль Версуа. Она была женой итальянского герцога или графа, и ему принадлежал этот особняк.
Когда я знакомлюсь с человеком, я прежде всего обращаю внимание на его глаза. У Володи меня поразили абсолютно живые, ироничные глаза, мгновенно все схватывающие и понимающие.
– Можно ли сказать, что это была «дружба с первого взгляда»?
Да, абсолютно. К этому времени и он, и я были достаточно сложившимися людьми и, в какой-то степени, мастерами. А независимо от того, в какой области мы достигаем чего-то, – этот путь в основном связан с проблемами духовных откровений… Этот путь обостряет внутреннее видение. И никакого процесса узнавания у таких людей не происходит. Когда мы сталкиваемся, все случается мгновенно.
– Совпало ли ваше представление о Высоцком, которого вы знали по песням, с живым человеком, которого вы увидели?
Да. Но тогда я мало знал его песни. Я интересовался и занимался классической музыкой и джазом, даже играл немного в России. Я услышал несколько песен Галича, которые меня поразили. Потом мы с ним сдружились в Париже… И я прослушал несколько песен Высоцкого – и меня прежде всего потрясла «Охота на волков». Одной этой песни было достаточно для меня, чтобы понять: Володя – гений! Всё, баста! В этой песне было сочетание всего. Как говорят художники: есть композиция, рисунок, ритм, цвет – перед тобой шедевр. То же самое было в этой песне – ни единой фальшивой интонации… Все было, как говорили древние греки, в классической соразмерности. Полная гармония, да еще плюс к этому – все было на высоченном духовном подъеме! Это гениальное произведение, а гениальные произведения никогда не создают мелкие люди.
Поэтому у меня не было никакого расхождения, но не было и большого шока – как будто я узнал своего хорошего знакомого.
В Париже я сделал первую и единственную персональную пластинку Алеши Дмитриевича… Моя жена часто вспоминает, как странно мы увиделись. Я приехал в «Распутин» – в ресторан, где пел Алеша, а раньше я видел только его фотографию на какой-то сборной пластинке и все. Дмитриевич никогда меня в глаза не видел… И он все время подходил к нашему столику и смотрел… Наконец, когда все уже выпили, он долго так смотрел на меня и говорит: «Ну, что ты?!» Я отвечаю: «А ты что?!» И всё! Мы обняли друг друга. И с этого вечера, с этой ночи и началась наша дружба, которая продолжалась до самой Алешиной смерти.
Кстати, я их познакомил с Высоцким, который вначале абсолютно не воспринимал Алешу. Он звонил мне: «Ну что ты тратишь деньги? Это же безобразно!» А я ему сказал: «Володя, сядь и еще раз послушай этот диск. Один раз, два раза…» Володя должен был прилететь в Париж буквально через два дня… Звонок в дверь… Он обычно из аэропорта сразу заезжал ко мне – это по пути, – чем необычайно злил Марину… Володя обнял меня и сказал: «Мишка, познакомь меня с этим гением! Я понял его!» Я привез его в ресторан, и они тоже сошлись вот так – сразу! То же самое.
Володю я начал записывать буквально с первых дней, когда он ко мне пришел. Сразу! Я вырос в Германии, и у меня развито это немецкое педантичное мышление… И я знал, что это за человек, знал это «шаляй-валяй» русской державы… А еще я слышал несколько его «сорокапяток» – тогда вышли его пластинки с этим ужасным оркестром… Я сказал: «Володя, нужно работать серьезно». И он сразу это понял. Первые песни были записаны сразу же после нашего знакомства.
А потом Володя в эту работу вошел настолько, что когда он приезжал, то у него в кармане уже были бумаги… Причем на некоторых записях идет слегка шуршание этих бумаг… Надевал очки – в последнее время он плохо видел, – ставил бумаги на какой-нибудь мой мольберт – и, перелистывая, пел.
– Вы – первый человек, от которого я слышу про очки…
Это было очень смешное зрелище – Володя в очках лежит и читает… У меня была большая квартира, а Володя не любил больших пространств. Может быть, потому, что его работа была связана с большими залами. Он мне говорил: «Миша, ты любишь большие мастерские, а мне всегда хочется отгородиться – в уголке за столом я чувствую себя уютно».
И у меня была такая комната типа «полуприхожей», и там стоял плюшевый диванчик. Иногда приходишь откуда-нибудь – Володя в очках, при лампе что-то читает. И внешне это был совсем не тот Высоцкий. Пришел такой гигант, ударил по струнам гитары! И Володя любил, чтобы кто-нибудь был рядом… Моя супруга – Рива, она такая тихая женщина – лепит свою статуэтку, а Володя читает. У меня была большая библиотека, а многое в то время нельзя было читать здесь, в Союзе.