Битва за Арнем. Крах операции «Маркет – Гарден», или Последняя победа Гитлера - Энтони Бивор

Воды не было даже в больнице Святой Елизаветы, где хозяйничали немцы. Поэтому, когда нужно было вымыть забрызганное кровью место, сестра ван Дейк организовывала колонну из медсестер и добровольцев, и те с флагом Красного Креста шли к берегу реки с ведрами и другими емкостями. Их никогда не обстреливали, но пробираться приходилось сквозь мертвых. «Там везде были трупы – англичане и немцы. На земле лежали руки и ноги без людей, и нам приходилось быть очень осторожными, чтобы не наступить на гранату»[1045].

Медпункту Легкого полка в пасторском доме семьи тер Хорст у церкви Остербека пришлось гораздо труднее. Дом был разрушен артиллерийским огнем, а на сотню пациентов был только один врач, капитан Мартин. В тот день по дому открыл стрельбу немецкий танк. «В стену комнаты, у которой стояли носилки с ранеными, ударил снаряд, – писал санитар. – На людей полетели обломки кирпичей и дерева. Мы с капитаном стали их убирать. Потом еще один взрыв, и все почернело. Пятерых, тех кто лежал на носилках, вторым взрывом убило. Капитан Мартин был ранен в обе ноги»[1046]. Мартин оказал себе первую помощь и продолжил работу.

Генерал Уркварт в сопровождении подполковника Лодер-Симондса, осматривая утром сектор, был потрясен количеством трупов, сваленных в саду. Он приказал полковнику Томпсону из Легкого полка позаботиться о том, чтобы их похоронили, потому что это «плохо для боевого духа»[1047].

Затем Уркварт, Лодер-Симондс и Томпсон вошли в тесный командный пункт батареи в задней части прачечной. В 09.35 находившийся там офицер – передовой наблюдатель наткнулся на радиопозывные неопознанного британского подразделения и услышал: «Мы те, с кем вы пытались встретиться»[1048]. Ему велели покинуть частоту, но он упорствовал. «Мы под обстрелом, мы умираем. Помогите!»[1049] Используя шифр, оба офицера осторожно начали опознание, прекрасно зная о ловушках немцев.

Офицер – передовой наблюдатель передал микрофон и наушники Лодер-Симондсу. Он назвал себя: «Это Санрэй»[1050] – стандартный код командира[1051]. Затем, делая шаг навстречу, сказал, что его зовут Роберт. Его попросили опознать общего друга, он это сделал и с великой радостью обернулся к Уркварту: они вошли в контакт с 64-м полком артиллерии среднего калибра из 43-й дивизии. Теперь они не просто могли связаться с 30-м корпусом, но и вызвать огневую поддержку из Неймегена. «Напряженная атмосфера на командном пункте немного разрядилась», – заметил Томпсон.

64-й Средний полк шел от бельгийской границы до Неймегена всю ночь. Не прошло и часу после их первого контакта с офицером передового наблюдения в Остербеке, как один из их отрядов был готов дать залп из своих 4 1/2-дюймовых орудий по одной из трех указанных целей. Огневые задачи следовали одна за другой весь день, а к 16.00 полк усилился батареей 155-мм гаубиц «Длинный Том». Несмотря на то что дальность стрельбы составляла пятнадцать километров, 1-я воздушно-десантная дивизия отметила, что они стреляли со «сверхъестественной точностью»[1052] даже при прорыве немцев в периметр обороны. Американец Пол Джонсон из группы воздушной поддержки, признавший свою неспособность помочь десантникам, рассказал, как офицеры передового наблюдения Легкого артполка «направляли огонь нескольких 155-мм орудий 30-го корпуса». Им «удалось выбить два штурмовых орудия, повредить третье и тем спасти юго-восточный фланг от опасной атаки»[1053].

Еще одно преимущество Легкий полк получил ближе к вечеру, когда у Дрила десантировалась польская отдельная парашютная бригада. Все немецкие орудия били по ней, что позволило артиллеристам в Остербеке подвезти наконец боеприпасы, подправить орудийные ямы и очистить их от пустых гильз.

Любое затишье в стрельбе в тот день было счастьем для мирных жителей Остербека, все еще сидевших по подвалам. Во время бомбежек родители иногда надевали детям на голову кастрюли наподобие касок[1054]. Минуты тишины позволяли передохнуть и от детского плача, и порой можно было даже подняться наверх и размять затекшие ноги. Бывало, в одном доме укрывалось до двадцати пяти человек[1055]. Некоторые хотели бы выскользнуть на улицу, узнать, какие дома еще стоят и кто еще жив. Еще несколько семей ухватились бы за возможность сбежать, прихватив с собой стариков и немощных, часто усаживая их на подушки в тачку. Несколько стариков просто отказывались двигаться. В тот день лейтенант Майкл Донси из планерного полка зашел в один дом, желая посмотреть, можно ли устроить здесь опорный пункт. Он поднялся наверх заглянуть в комнаты, открыл дверь и увидел пожилую даму в пижаме, сидевшую на большой кровати[1056]. Они кивнули друг другу, улыбнулись, и Донси ушел, закрыв дверь. Он так и не узнал, что с ней стало, когда бои стали еще более ожесточенными.

Самую большую опасность для мирных жителей во время боевых действий представляли эсэсовцы-пехотинцы: они зачищали дома, забрасывая подвалы гранатами. Неожиданной опасностью стали дети, играющие с неразорвавшимися снарядами. На глазах у сержанта один солдат подошел к ребенку, который держал гранату с выдернутой чекой. Отобрать гранату он сумел, но сам потерял руку[1057].

Невозможно было предсказать, сколько бойцов получат ранения, особенно во время одного из частых минометных обстрелов. Кто-то зафиксировал восемнадцать минометных очередей за одну минуту в одном месте. Около отеля «Хартенстейн» был ранен осколками снаряда американский лейтенант Брюс Дэвис, не успевший нырнуть в окоп. После того как удалили куски металла, он мало что мог делать и ковылял в часы затишья, пытаясь поднять всем боевой дух, предсказывая скорое прибытие 30-го корпуса. «Думаю, я им четыре дня подряд обещал, что к утру будут танки», – рассказал он позже.

Дэвиса больше всего интересовал враг. Он заметил, что эсэсовцы всегда готовы атаковать, но рядовые немецкие пехотинцы боялись красных беретов «и не пошли бы в атаку без поддержки бронетехники или самоходных орудий». Признаком нервозности немцев он назвал тридцатисекундную очередь из пулемета MG-42. «Тот факт, что немецкие пулеметчики стреляли такими длинными очередями, от пяти секунд до тридцати, свидетельствует о том, насколько они напуганы, – писал он в своем рапорте. – Все указывало на то, что английская пехота напугала фрицев до смерти. И самым удивительным в британской пехоте была их легкая беззаботность, как у ученика воскресной школы на первом весеннем пикнике»[1058].