Атомка - Франк Тилье

— Просто невероятно, а как это получается?

— Процесс в целом пока еще остается тайной, но первые, так сказать, загадки начинают поддаваться разгадыванию. Все живые существа запрограммированы одинаково, они стареют и умирают, это часть эволюции, и этим обеспечивается равновесие в природе. В наши гены заложена способность, которую в науке называют апоптозом, или программируемой клеточной смертью. Да, действительно, клетки запрограммированы на смерть, но — вопреки тому, что можно было бы подумать, — это свойство необходимо, наоборот, для выживания вида. Одни генетические программы ускоряют гибель клеток, другие тормозят их восстановление, поэтому мы стареем и умираем… — Ланглуа дотронулся кончиком скальпеля до верхней половины разрезанной гидры, щупальца сразу же сомкнулись. — Когда мы разрезаем пополам гидру, каждая ее часть сначала умирает. Однако апоптоз у этого животного стимулирует деление соседних с умершими клеток, это явление называется пролиферацией. Каким-то пока необъяснимым для нас образом жизнь берет верх над смертью, и животное, можно сказать, возрождается.

Смерть клеток, их возрождение… Люси вспомнила, что говорил специалист по холодовой кардиоплегии о соматической и органической, на уровне клеток, смерти. О разных ступенях распада, ведущих к точке, откуда уже не вернешься. Она попробовала сложить пазл из уже имеющихся кусочков, убежденная, что все, чем они сейчас занимаются, вертится вокруг одного — битвы со смертью. Соотнесла услышанное от Микаэля Ланглуа с фотографиями детей, которым предстояла операция, и спросила:

— У ребятишек со снимков на груди вытатуирована гидра. Или, точнее, символ, представляющий собой гидру. Если бы нам надо было сказать, символом чего может быть эта гидра — какого явления, какого сражения, какого верования, что, на ваш взгляд, она могла бы выразить? Возрождение? Обновление? Клонирование?

— Бессмертие, — ни на секунду не задумавшись, ответил специалист. — Возможность жить в одном и том же теле в разные эпохи. Именно поэтому гидра так интересует ученых. Да, она считается в наши дни живым мифом о бессмертии.

Полицейские переглянулись. Шарко вдруг понял, что означает фреска со змеем, пожирающим свой хвост, в ванной Шеффера: Уроборос, один из символов бессмертия[61]. И все эти часы по стенам, и гигантские песочные — напоминание о том, как безвозвратно утекает время, приближая смерть. О необратимости этого процесса.

Белланже тем временем ходил взад-вперед по лаборатории, почесывая подбородок.

— Может, это и не фальсификация, — буркнул он себе под нос, потом поднял глаза на подчиненных и прояснил свою мысль: — Те два снимка, где один и тот же ребенок в разное время, с промежутком в шесть или семь лет, вполне возможно, отражают реальность. Этот мальчик, как гидра, не стареет…

Все они понимали, до чего бредовым мог бы показаться их разговор постороннему слушателю, тем не менее факты были налицо, пусть даже пока и непонятные. Какие открывшиеся Дассонвилю тайны подтолкнули его к тому, чтобы отречься от Бога и уничтожить своих братьев по вере? Почему Шеффер так поспешно покинул Соединенные Штаты и зачем все-таки создал организацию, которая привозит детей с Украины?

Комиссар покачал головой, ему не верилось. Бессмертие — химера, бессмертия не существует, бессмертных людей не может быть. Что она таила в себе, эта чертова рукопись?

— Я понаблюдал за гидрами в аквариумах и заметил: те, что справа, они куда более вялые, ну, такие… такие, будто умирают, — продолжал Ланглуа. — Я отправил на анализ образцы тканей разных гидр в цитологическую лабораторию: цитология — это биология клетки… Кроме того, я взял пробы воды в аквариумах и надеюсь, что через пару дней нам будет о чем поговорить. Мне все это так же интересно, как и вам.

— А содержимое морозильной камеры?

— Тоже исследуется.

Зазвонил чей-то телефон, оказалось, это мобильник Белланже.

Люси стояла, не шевелясь, перед сосудом с нижней частью гидры, которая уже набухала, как почки растений весной. Крошечный, но полный жизни организм, которому меньше всего на свете хотелось умирать.

Потому что нет ничего хуже смерти. И не только тогда, когда она забирает вас навсегда, но и тогда, когда вам приходится ее пережить.

Люси пережила смерть своих двойняшек.

И жизнь напоминала ей об этом каждый день самым жестоким образом.

У лейтенантов Робийяра и Леваллуа было о чем рассказать коллегам, и Никола Белланже, вернувшись в дом 36 по набережной Орфевр, решил собрать подчиненных на совещание. Он закрыл дверь в кабинет, Люси принесла всем кофе.

Небо затянули тяжелые тучи, и стало так темно, что пришлось включить свет. По усталым лицам всех пятерых полицейских было видно, что прошедшие дни дались им непросто. Робийяру пора было бы уйти наконец домой, к семье, уйти бы ему еще вчера, но он и сейчас находился тут и вроде бы намеревался оставаться до последнего, несмотря на сцены, которые закатывала по телефону жена, и крики детей: «Пап, ты где, ну, па-а-ап?!» Шарко быстренько сходил к Баскезу и выяснил, что никаких сколько-нибудь убедительных версий насчет убийцы Глории по-прежнему не существует. Зато капитан полиции внял доводам комиссара и выставил наружное наблюдение перед его домом в Аи-ле-Роз.

Что же до Люси, то она уже получила электронные билеты на самолет до Киева и забронировала номер в тамошнем апарт-отеле «Шерборн». Вылет планировался на 18.02. Отдел, который занимался в Уголовной полиции командировками сотрудников, разрабатывал вместе с гидом-переводчиком ассоциации Владимиром Ермаковым оптимальный маршрут.

Подумать только, а ведь завтра вечером сочельник…

Это Рождество — не такое, как обычно, ведь они встретят его рядом с атомным реактором, который убил миллионы людей. Для зимних каникул можно было придумать что-то получше.

Лейтенант Леваллуа глотнул из стаканчика кофе и начал:

— Получил я, значит, ответ по нашим делам от органов здравоохранения, специализирующихся на заражении радиацией. Процентное содержание цезия-137 в организме мальчика тысяча четыреста беккерелей на килограмм веса.

— Тысяча четыреста, — повторил Шарко. — Но у него же вытатуировано на груди именно это число! То есть они обозначали татуировками, сколько радиоактивной отравы обнаружено в организме того или иного ребенка. Вот и еще одно доказательство, что наша история прямо связана со всем этим кошмаром.

Леваллуа продолжил свой отчет:

— Беккерель — это единица измерения радиоактивности. И смотрите, что у нас получается: если мальчик весит примерно тридцать кило, значит каждую секунду его организм излучает больше сорока тысяч радиоактивных частиц.